Транспорт был подготовлен вовремя и снаряжен крайне хорошо — ожидаемая и приятная особенность отлично дисциплинированных рабов Черного Легиона. Впрочем, Ларций ничего другого и не ждал от легиона, которым когда-то руководил сам Гор Лупрекаль. Дети Императора когда-то считали Черный легион своим братским легионом и охотно признавали если не равенство в боевом мастерстве, то изрядное превосходство Черного легиона над прочими. Обсудив перед высадкой план операции в закрытом от прочих десантников кругу, ветераны во главе со своим чемпионом погрузились на шаттл.
На выходки Торчера десантники внимания не обращали. В основном бойцы были слишком погружены в себя или сосредоточенны на предстоящем задании. Бойцы перепроверяли оружие, настраивали визоры шлемов, изучали инфопланшеты с приблизительным планом станции, построенном на основе тех данных, что остались от двух других разведгрупп.
Сам лорд-командер был полностью поглощен изучением обширной интерактивной карты астероида, установленной в шаттле и до самого момента высадки не отходил от нее, видимо, что-то помечая для себя. Так или иначе десантники были собраны и дисциплинированы, с твердым настроем на серьезную операцию.
Выбравшись из транспорта группа рассредоточилась растянувшись «змейкой». Точкой высадки был выбран проем, проделанный Черным легионом. Не смотря на печальную участь других групп, Ларций был уверен, что их ошибкой была попытка задержаться в этих катакомбах. Они же планировали молниеносно попасть к рубке, получить информацию и покинуть станцию. Впрочем, если угроза, вдруг окажется не так серьезна, как лорд ее оценил, то они вполне смогут вычистить эту станцию для собственных целей.
Так или иначе десантники двигались небольшой группой не задерживаясь ни на секунду. Каждый из бойцов в совершенстве владел своей специализацией и отряд был поделен на условные «пары» — огнеметчик и вооруженный силовым гладием боец. Замыкали отряд двое бойцов с болтерами и молодой чемпион. Сам лорд двигался в центре, готовый поддержать любую часть группы с какой бы стороны она не была атакована. Впереди, словно ищейка шел раптор, время от времени останавливаясь, чтобы один из Детей императора открывал едва рабочие замочные панели на заржавелых дверях комплекса.
На мгновение, буквально у самых дверей рубки Торчер остановился. Раптора затрясло, и он в судорогах упал, видимо приняв слишком большую дозу новых наркотиков. Несколько бойцов, подбежавших к раненому. Сперва попытались. Что-то понять, едва слышно бранясь себе под нос, однако все оказалось не так уж и серьезно. Сияющий от счастья десантник самостоятельно поднялся на ноги и заявил о своей полной готовности продолжать путь.
— Впредь уточняй дозировку у Ликурга, — бросил в спину раптору Ларций, — Тебе очень повезло, что ты сразу не впал в кому, а это было бы сейчас крайне не кстати, — проходя внутрь рубки заявил лорд.
Еще раз увижу подобный неоформленный огрызок, постом считать не буду. Еретик
Обычному человеку, волею случая оказавшемуся на станции, могло бы показаться, будто в гулких переходах, затемненных и пустых, царит полнейшая тишина. Сумрак этот только кое-где нарушало нервирующее мигание аварийного освещения, да весьма отдаленный звук работы компонентов системы жизнеобеспечения.
Генетически улучшенные, космодесантники обладали куда более тонким слухом, он позволял воинам различать шумы, которые не могли принадлежать ни все еще обслуживающим станцию кое-где механизмам, ни, тем более, своим собратьям, ежели хоть кто-то остался бы в живых. Вентиляционные шахты, протяженность которых была колоссальной и охватывала весь периметр и каждую палубу, служили этаким рупором, смазывая направленный источник звука, дезориентируя, ибо шуршание, скрежет, возня, шипение, клацание – все это рождало единую какофонию, доносящуюся из зарешеченных или лишенных оградительной сетки люков.
Станция, визуально напоминающая могилу, покинутый склеп, лишенный привычных признаков какого-либо присутствия, все же жила, ее новое сердце, состоящее из десятков сердец, билось глубоко, за теми, кто вновь нарушил своим появлением гармонию и идиллию замкнутого мирка, казалось, отовсюду наблюдали сотни глаз. Функционал наблюдательных камер в основных коридорах не был исчерпан, бездонные зрачки оптики медленно двигались, позволяя далекому взгляду оценить масштаб вторжения, кому бы он не принадлежал.
Раздражение обитателей вырвалось наружу, минуя наклонные шахты и извилистую систему подачи воздуха, коснувшись чувствительного слуха сокрушительным крещендо. Рокотом докатилось многоголосое эхо, и снова все стихло, подозрительно оборвалось, лишь через несколько мгновений водворив привычный шелест движения, соприкосновения тел хозяев станции с гладкими стенами воздуховодов, шорохи и перебор дробью – когтей, ороговевших выростов…
Однако же, спешки не было. Обитатели ядра знали каждый дюйм стен и каждый ход, они знали любой маршрут, они знали, куда звать и вести. Они точно знали, что с мостика есть лишь один выход, они всегда трудились убирать за собой, оставляя полированную пласталь пола в чистоте. Оборудование, такое привлекательное и необходимое, манило каждого переступившего порог станции, миганием приборной панели, оживающей точно по волшебству.
Хозяева не боялись ни грохота оружия, ни визга клинков. Сюда являлись многие, умные и смелые, они всегда собирали свой урожай возобновляемого ресурса. И становились ресурсом. Бесхитростным ресурсом.
Шорох оглушительной волной пронесся под панелями, скрывающими каркас, над голова пришельцев, справа, слева, за преградой переборок, тая с раздражающим стоккато где-то впереди, слившись в единое, глухое месиво.
Хозяева научились быть хитрыми. Хозяева знали, кто явился в этот оплот. Такие уже приходили и стали ресурсом. Служили. Эти тоже будут служить. Они почти пересекли черту, точку невозврата. Если, конечно, их ограниченные потребности удовлетворятся лишь мостиком…
Отряд, посетивший станцию, имеет все шансы меньшими потерями отбить нападение мелкой стаи генокрадов-разведчиков и захватить блоки с первичными данными на мостике. Соотношении космодесантников Хаоса и противника - 1 к 5. Стая многочисленна, физически слаба, но весьма маневренна, воспользуется всеми преимуществами внезапной атаки с нескольких точек по периметру (до десяти выходов из воздушных шахт на мостике). В этом варианте потери составят от трех до пяти космодесантников. Сократить потери можно обоснованным и продуманным (а главное, прописанным!) маневром отступления, обороны и контратаки.
В случае желания закрепления результата и продолжения зачистки потери возрастут и достигнут семи членов отряда, разумное использование огневого потенциала может сократить потери. Для описания схватки на второй и третьей нижних палубах и в ядре можно воспользоваться подсказками ГМ-а. Отпись за НПС-генокрадов и их действия (Владыки и особи крупнее разведчиков) осуществляется ТОЛЬКО ГМ-ом.
Воздух оказался твердым. Стекло размякло и поддалось, но осталось стеклом; сквозь него Торчер двинулся вперед, ему все казалось, что слишком медленно, движения обрели непривычное ранее свойство вязкости; рассогласование между ускорившимся сознанием и телом, так и оставшимся в каком-то своем варианте времени, никуда не делось, только слегка затупилось, перестало видеться невыносимым. Пригибаясь, точно огромный нескладный зверь, раптор шел, иногда опускаясь на четыре конечности, чтобы в низких коридорах не цеплять потолок обводами прыжкового ранца и убранными назад сиренами, но проворства это ему не убавляло – тем, кто шел позади, пришлось бежать, чтобы успевать за ним.
Звуки обретали цвета, звуки зудели и дразнились, становясь объемными и принося едва ли не физическую муку. Области шершавого красного, области тягучего серо-синего, жужжащий желтый и пенящийся черный, и все двигалось, все менялось и делалось нестерпимым для тончайших чувств, различающих каждый оттенок, а он все хотел еще, больше, он искал источник, но путался, ошибался и раз за разом натыкался взглядом на одни лишь стены. Он без труда отсеивал собственные шаги от посторонних томящих скрежетов и шорохов, которые ожили и зашевелились, закутанные в эхо до неузнаваемости, до бесформенности; это злило, неопределенность доводила до исступленного бешенства, но так же быстро оно откатывалось, оставляя рассудок пустым и темным.
Где-то, почти без участия его одержимого целью сознания, на схеме, парящей в кромешной черноте, вырисовывалась бирюзовая линия в ореоле тонких штрихов плана помещений и он сверился с ней, когда остановился перед последней закрытой дверью, едва удержавшись от соблазна начать выдирать ее по кускам.
Пока один из его молчаливых спутников возился с замками, Торчер, горбясь, присел рядом и игрался, скачками подавая напряжение на силовую перчатку; он все пытался определить, какого же цвета было гудение поля на растопыренных когтях. По его субъективному счету прошло невесть сколько времени, пока, наконец, панели не разъехались в стороны во вспышке ошеломительного скрежета, от которого раптор дернулся всем телом. Повинуясь мысленной команде, гул оборвался; искры статики блеснули на кабелях, закололи вздрогнувшие пальцы, когда он переступил порог, и, обшаривая неожиданно просторный коридор всеми доступными чувствами, выпрямился во весь рост.
Под наркотической эйфорией он не понимал разницу между этим коридором и проходами, в которых едва хватало ширины, чтобы ему развернуться, но какой-то частью рассудка Торчер нашел это место более привлекательным, хотя нависающий над головой потолок ему по-прежнему не нравился. Смутная клаустрофобическая тревога заставляла не раз и не два поднимать голову, но потом, словно подтвердив его подозрения, все вокруг затопил шорох множества шагов. Звук был алым и пульсирующим, сомкнувшийся кольцом, из которого не выбраться и который не заглушить, он был шершавым – как будто по обнаженным нервам прошелся разогнанный шлифовальный круг. Если бы в тот момент перед ним стоял кто-то из своих, обезумевший раптор наверняка бы выпотрошил его, за неимением лучшей цели. Но вместо этого он замер на месте, уставясь в мнимо пустой коридор, торопясь, калибровал настройки визора, чтобы рассмотреть, наконец, в инфракрасном спектре одну из последних бегущих тварей и ее тусклый след.
Сервоприводы ног натужно взвыли, когда Торчер сорвался с места и, подпрыгнув, одним ударом выломал на потолке несколько панелей, оборвал крепление развалившегося напополам воздуховода, но промахнулся, с грохотом приземлился среди ссыпающегося мусора. Не удовлетворившись результатом, он кинулся в погоню, когтями пропарывая пол, и уже через несколько шагов повторил маневр, в этот раз выдрал кусок жестяного вентиляционного короба вместе с чем-то, что попыталось было рвануться вперед, но только сильнее насадило себя на загнутые острия, потрескивающие силовым полем, а потом было выволочено наружу. Под визг боли, ввинтившийся в виски как сверло, раптор обрушился вместе со своей добычей на пол и с размаху припечатал ее ногой, превратив грудную клетку и позвоночник в разбрызгавшееся месиво. Крик оборвался и, стряхивая с лапы останки, Торчер задержался, пытаясь осознать какую-то мысль, вроде бы, важную и нужную. Он заинтригованно опустился на колени и бережно поднял тело, тронул безвольно свесившуюся набок голову с застывшим глазом, а потом в накатившем раздражении сжал пальцы, раздавив хрупкий темный череп. Хруст был восхитительно чистый и белый, но повторить его не вышло, вторая попытка только вывалила наружу искрящиеся алым и золотым светом мозги. Сырой, чуть солоноватый густой запах плоти попал в воздушные фильтры и, втянув между зубов потекшую слюну, Торчер вдруг понял, чего хотел. Не задерживаясь более, он разгрыз и опустошил черепную коробку существа прямо на ходу, жадно давясь и капая на нагрудник вываливающейся изо рта полупережеванной массой.
Всю оставшуюся дорогу раптор уже не спешил и увлеченно вылизывал свои руки, измазанные мерцающим соком. Теперь он точно знал, что никто никуда не убежит.
На мостике, сочтя, что его роль выполнена, он встал у стены около самого выхода, но в предвкушении охоты выставил сирены в боевое положение, чтобы их шипастые диски уставились вперед. Торчер молча поднял голову, уставясь на потолок; он знал, что все они там, и всех их держит на месте смутный долг, что сродни безвыходности, впрочем, как и его самого и это сходство почему-то казалось ужасно забавным, порождая в горле судорожное взвизгивающее клокотание, заменявшее раптору смех.
Он снял с крепления свой звуковой бластер и одной рукой вскинул его вверх, прислонив к плечу. Лукавая морда с широко распахнутой пастью, в глубине которой темнел излучатель, оказалась совсем рядом и ее мелкие сощуренные глазки таинственно мерцали тусклым грязно-красным светом, словно переглядываясь с хозяином – похоже, проклятое оружие тоже готовилось дать бой и тоже жаждало его.
- Ларций, - В воксе раздался голос нойзмарина, монотонный, вкрадчивый и совершенно не вяжущийся с обликом; и еще он был совершенно спокоен, - Убери отсюда нахрен это стадо.
Он по-прежнему смотрел на потолок, и кто-то, следя за взглядом, тоже поднял голову, но Торчера в последнюю очередь интересовало, сообразит кто-нибудь послушаться его совета или нет.
Он ждал, и ожидание было хуже боли; когда твари с шумом и скрежетом ринулись сверху вниз, он приветствовал их с радостью, как подобает встречать врага. Высокий вопль, подхваченный сиренами рока, взвился на немыслимую высоту, и в нем звучал один лишь восторг и ярость. Звук, пойманный в ловушку стен, повторенный и усиленный этими повторениями, вдруг рассек немыслимый аккорд, словно удивленный вздох. В дело вступил бластер, нацеленный одним неспешным движением, пока сверху вниз, растопырив лапы, падала темная тварь, по-видимому, решившая покончить с нойзмарином одним махом. Слишком медленно. Он успел рассмотреть и ее когти, и распахнутую пасть, и потеки крови из полопавшихся в глазах сосудов, и то, как ее тряхнуло, словно там, под шкурой, прошла волна и выплеснулась из десятка трещин, брызнув ему на ноги. Наконец, крик, показавшийся нескончаемым, затих вместе с закончившимся дыханием, оборвался скулящим стоном; собственный вой ни в какое сравнение не шел с тем, чего он по-настоящему жаждал услышать, но, после столь долгого ожидания и это было сродни любовному оргазму, прохватило до судороги, до самого хребта. Хрипло просипев уже без голоса, Торчер перехватил бластер обеими руками и повел стволом, длинным немузыкальным взвизгом снося то, что успело подобраться слишком близко и мельком обернулся на своих спутников.
Ссыпавшиеся из дыр и выбившие решетки воздуховодов на мостике особи были мелкими, тщедушными, обладая подвижностью ртути и бритвенно-острыми когтями. Оно, конечно, пригодилось бы, позволь им кто-то в первые моменты подойти слишком близко, но первая атака захлебнулась, волна разведчиков-генокрадов, едва коснувшись пола мостика – а то и только замершая в прыжке, - буквально смялась, две дюжины разведчиков-ксеносов, частично скомканные звуковой волной, частично парализованные оглушающим эффектом, умирали или колошматя вокруг конечностями, бились в конвульсиях под ногами пришельцев.
Освежеванный первенец знакомства с воюще-вопящим хаоситом бесформенной массой скукожился где-то у панели управления, Бесполезный, как единица, он сумел подарить противнику все примитивное – и полезное знание своего смятого когтистой лапой мозга. А ведь еще несколько мгновений назад его маслянистые маленькие глазки видели спасительный тоннель, он знал, знал, куда нужно было двигаться, в каком коллекторе воздуховода его ждало спасение, куда могло скользнуть его худое гибкое, покрытое родной слизью тело… Он знал, каково намерение собратьев - и желал бы присоединиться к ним на благо единого разума.
Это было даже не сражение, не нападение, - лишь мгновение между жизнью и смертью, продлившееся дольше вобравшего в себя весь смысл служения существования многочисленных тварей. Единый разум повелевал и требовал подчинения, инстинктивный страх был подавлен, превалировала лишь угроза ядру, гнезду, смыслу.
Вторая волна оказалась куда более многочисленной, из-под разодранной обшивки панелей потолка мостика подобно облегчающему рвотному потоку, вниз, цепляясь изогнутыми когтистыми конечностями и кидая покрытые наростами и рудиментами тела вперед, рванули десятки мелких генокрадов.
Те, кому удавалось достичь пола, штормовым прибоем покатились к противнику, киша единой массой, и, словно предугадывая направление огня, расступаясь, обтекая любое препятствие и вновь сливаясь в стремительной атаке.
Словно материализовавшаяся из ниоткуда, с пола подле одного из воинов воспряла колоссальная фигура, результат единения вопящей массы непропорциональных тел. Хаосит был поглощен, облеплен и исчез, плюнув вовне лишь грохнувшее последним выстрелом оружие. Заливая все вокруг себя огнм, с мизерными шансами избавиться от насевших со спины противников, на колени, словно перед бурлящим водоворотом, осел один из огнеметчиков.
Слитный вой беснующихся нападающих очень сильно напоминал ликующее приветствие – так ожидают результативного подкрепления, так приветствуют командующего, способного переломить ход сражения. Примитивные разумы ксеносов-разведчиков полнился эйфорией, предвкушая развязку и поощрения в строгой иерархичности.
С потолка и из воздуховодов по левую сторону от давно отключившейся гололитической карты продолжали сыпаться хитиново-костяные тела, подобно неиссякаемому потоку. Срежет и визг отражался от стен эхом-какофонией, из-за спин пришельцев, покусившихся на тайны и сокровища забытой станции послышался рокочущий резонирующий низкий визг, обозначая, что хаоситы упустили возможность рассматривать атаки с тыла – а ксеносы обладали преимуществом знания скрытых проходов по своей территории. На помощь многочисленным, но слишком слабым собратьям двигалось нечто крупнее.
К тому моменту, как космодесантники поспешили организовать оборону кругом, к единственному входу извне, ведущему на командный мостик станции, подобрались твари, крупнее обычного человека и возвышающиеся над полом даже в согбенном состоянии на пять-шесть футов. Эти особи обладали тремя парами конечностей, увенчанных зазубренными когтистыми выростами на каждой пятипалой лапе. Разведчики отозвались на призыв к продолжению атаки нестройным хрипящим визгом, мелкие ксеносы закончили вскрывать нагрудную пластину брони первого из поверженных воинов.
Общее: Стая многочисленна, физически слаба, но весьма маневренна, воспользуется всеми преимуществами внезапной атаки с нескольких точек по периметру (до десяти выходов из воздушных шахт на мостике). В этом варианте потери составят от трех до пяти космодесантников. Сократить потери можно обоснованным и продуманным (а главное, прописанным!) маневром отступления, обороны и контратаки. Крупные особи противника обладают внушительным потенциалом в ближнем бою, их когти способны вскрыть броню одним-двумя ударами, нельзя допускать их приближения, тварей - от трех до пяти, в зависимости от участвующих в схватке "живых" персонажей.
Индивидуально: Торчер получил весьма примитивную карты-схему воздуховодов-тоннелей станции, узнав, тем самым, о довольно удобных спусках по наклонным шахтам вглубь станции, минуя опасные участки переходов вплоть до подъемников.
Трое оставшихся в живых космодесантников из Ордена Железных Рук достаточно быстро сумели добраться до мостика проклятого корабля еретиков. После уничтожения облитератора сопротивление падших практически отсутствовало, как, правда, и вокс-связь. Несмотря на то, что помехи прекратились, все каналы связи были наполнены зловещей тишиной, прерываемой разве что резким скрипом статики. Эта секция всё еще поддерживалась системой жизнеобеспечения, гонявшей затхлый воздух по загерметизированным отсекам. Массивные бронированные двери в метр толщиной послушно отворились, стоило десантникам к ним приблизиться и захлопнулись сразу у них за спиной, стоило им войти.
Мостик корабля усеивало бесчисленное множество машин Темных Механикус, которые, впрочем, могли послужить неплохим укрытием в перестрелке. В самом центре на командном троне, некогда украшенном золотым орлом, а ныне увенчанной восьмиконечной звездой Хаоса, восседала полуразложившаяся фигура, вросшая в кресло. Из гниющего тела тянулись витки кабелей, соединявших капитана с его кораблем. Вокруг него поблескивал варп-щит, еще более мощный чем тот, который был у облитератора. Позади трона замерли космодесантники из Черного Легиона, а рядом с ним - существо, представлявшее из себя гротескное образование из мутировавшей плоти и стали. Темный Механикус, - а это был он, - издавая противные булькающие звуки, насмешливо качнул одним из щупалец влево, где Железные Руки увидели прикованного к стене центуриона Зелейна. От ближайшего когитатора с явными признаками осквернения к голове центуриона тянулось несколько силовых кабелей. Могучее тело Зелейна дергалось в конвульсиях, в то время как стойкий разум сражался с потоком скверны и порчи, извергаемым садисткой машиной. Вокруг его тела замерло трое хорошо бронированных сервиторов, вооруженных массивными бурами и плазменными резаками. Они не двигались, очевидно получив приказ атаковать любого, кто посмеет приблизиться к центуриону.
Переведя взгляд на вошедших десантников, капитан проклятого корабля с усилием приподнялся, оставив на спинке трона внушительный кусок собственной плоти и улыбнулся сгнившими губами.
- Наконец-то вы пришли ко мне. Думаю, даже такие твердолобые болваны как вы, способны понять, - шансов у вас нет. Сдавайтесь, и если вы будете хорошими мальчиками, мой друг, возможно, пощадит ваши жизни. Ваш товарищ-центурион сопротивлялся, но я уверен, вскоре он всё поймет и станет нам послушным и верным слугой.
- Они все будут послушны. Все. Подчинятся. – Пробулькал стоящий рядом еретех, не сводя с Ангелов Смерти пристального взгляда десятков заляпанных кровью линз.
Переглянувшись, космодесантники подняли оружие, приготовившись к последнему бою. Смерть для них была более желанна, нежели убогое существование в роли безвольной игрушки еретиков.
Но в следующий момент на вокс-канале зазвучал голос одного из сервов Ордена.
- Железный Отец! Фиксирую ваше местоположение… Подк….. – шум помех заглушил дальнейшие слова серва, но они уже имели мало значения. Воздух на мостике сгустился и наполнился едким запахом озона. Десять ярких вспышек слились в одну и рядом с Железным Отцом материализовался отряд Железных Рук во главе с воином, облаченным в благословенный терминаторский доспех. Но и это было еще не всё.
С громким хлопком вытолкнутого воздуха посреди мостика возникла массивная фигура. Могучие сервоприводы протяжно завыли и громкий, механизированный голос почтенного Анраса сотряс весь мостик корабля.
- Сыны Медузы! Сегодня мы уничтожим предателей и выжжем слабость каленым железом! За мной, братья, за Ферруса!
Анрас обрушил на опешивших от неожиданности еретиков шквал зарядов из роторной автопушки, разорвав на части трех легионеров-предателей и взмахом цепного кулака оборвал жизнь еще одного. На встречу ему выступил Темный Механикус, чьи сжимавшие силовые клинки щупальца обрушились на бронированный саркофаг почтенного, в то время как другие, вооруженные болтерами, открыли огонь по уязвимым частям дредноута.
В то время как почтенный Анрас и Темный Механикус сражались друг с другом, к командному трону подоспело трое жутко мутировавших одержимых и еще десять легионеров-предателей, открывших огонь по остальным Железным Рукам.
В ваше распоряжение поступает отряд из десяти космодесантников, возглавляемых сержантом в терминаторской броне. Космодесантники вооружены болтерами и плазменными винтовками в соотношении 6/3, сержант вооружен штурм-болтером и силовым мечом. Почтенный Анрас сражается с Темным Механикус и итог этой схватки будет описан в конечном ГМ-посте. Можете поддержать его огнем, но Механикус защищен отражающим полем и какой-либо существенный урон ему может нанести только дредноут, поэтому стоит сконцентрироваться на уничтожении легионеров и капитана корабля. Варп-барьер, защищающий капитана, может быть уничтожен массированным огнем после гибели последнего из одержимых. Ожидаемые потери при грамотной расстановке сил: 2-3 десантника. Потери могут увеличиться до 4-5 десантников при спасении Центуриона Зелейна, но могут быть сокращены грамотной отписью и тактическим маневром. Спасение центуриона не является обязательным, но его судьба повлияет на дальнейшие события. Для его спасения нужно добраться до него и отключить силовые кабели. Простое уничтожение когитатора без отключения кабелей может привести к катастрофическим повреждениям сознания центуриона.
В то время как Инквизитор Скарлетт устанавливала контакт с представителями планеты Лир, доблестным космодесантникам из Ордена Имперских Кулаков, возглавляемым почтенный дредноутом, было вручено послание от представителя Лорда Атанаата Роната, правителя мира под названием Мактус. Это был промышленный мир с повышенной гравитацией и температурой, чья поверхность была почти полностью покрыта многочисленными фабричными комплексами и заводами. Возможно, многие из них уходили на много этажей вниз, ближе к источникам термальной энергии, коей была богата эта планета, надежно защищенная мощной системой орбитальной обороны.
Представителем Лорда Роната являлся некто Моир Канс, приглашающий космодесантников на дипломатическую встречу. Её местом должна была стать космическая станция на орбите Мактуса и Канс гарантировал безопасный коридор через внутреннюю часть системы Саэро для корабля с Имперскими Кулаками на борту.
К станции вас доставит тот же корабль, на котором вы прибыли в систему. Космический Флот Саэро выделит для вас несколько кораблей сопровождения. На самой станции вас встретят представители Канса, которые проведут вас в большую залу, украшенную Имперской геральдикой времен Великого Крестового Похода и мозаиками на стенах, изображавшими славные подвиги космического десанта в те далекие времена. Там вас встретит сам Моир – высокий, крепкий мужчина с волевым лицом, облаченный в простое красное одеяние.
"Что не убивает - делает сильней. Если же судьба со мной играет - я играю с ней." "Очередной противник, очередное разочарование." Warhammer 40000. Мастер-приемщик анкет, мастер-дай-мне-пруф и строгий страж бэка. Во славу Священной Инквизиции.
Волна тварей ссыпалась вниз и влетела в разверзшийся визжащий ад, но часть их задержалась в пути, с нечеловеческой звериной мудростью они выждали всего несколько секунд, содрогаясь где-то в своих переходах и лазах от сверлящей боли акустического удара, но ринулись в атаку невредимыми.
И ему не нужно было смотреть, чтобы знать об этом, за своим криком, отсеченным чутьем куда-то вовне, звучащим отдельно и будто бы не здесь, нойзмарин прекрасно слышал звуки приближения. Восприятие делилось и членилось причудливыми потоками, звуки расходились в стороны, зацеплялись за образы, вспыхивающие в сознании, и каждому свое место, и были места одновременно всем, и все вместе было как сложный ком многосегментных тварей, нечто, любого повергшее бы любого в ошеломленное оцепенение, но Торчер мог воспринимать все происходящее вокруг него только так. И ему не требовалось размышлять для того, чтобы принять единственно верное решение – отшатнувшись в сторону, раптор убрался с пути наступающих тварей едва ли не быстрее, чем они пробежали половину зала, заполоняя его своей копошащейся массой. Щелкнув креплениями пока что бесполезных разрядившихся сирен, он выскочил в коридор, предоставив соратникам гибнуть в когтях мелкой пакости.
Понятия трусости и чести не были для нойзмарина пустым звуком, он понимал их смысл и их тайную власть над чужими поступками, но, тем не менее, они никогда не пересекались с его собственными воззрениями. Для него не существовало отваги и позора, это осталось где-то немыслимо давно и теперь было слишком сложным, недостижимой вершиной в его предельно простой системе координат. Мотивации метались между животным инстинктом самосохранения, в котором не находилось страха, только механический рациональный расчет и искусственной, химической эйфорией, его противоестественной тягой, почти физической потребностью в насилии.
Но сейчас побеждало первое. Торчер не собирался бездарно подыхать, предоставив это Детям Императора, не представлявших для него ни малейшей ценности, и он даже успел просчитать на крайний случай свое бегство, когда спереди, из коридора, раздался другой крик, низкий и ободряющий, и адресованный явно не незваным гостям.
Смутные фигуры впереди – сначала их нарисовали издаваемые ими звуки, потом инфракрасный режим визора, потом раптор сморгнул, чтобы это искусственное зрение не мешало ориентироваться в пространстве и рассмотрел их в видимом спектре. Голенастые, многолапые звери, покатые лобастые головы, их от природы осторожные движения, но быстрые, слишком быстрые. Восприятие за ними успевало, тело – нет, и это был противник, с которым Торчер предпочел бы вообще никогда не сталкиваться, но раздающиеся уже несколько секунд крики в воксе говорили о том, что позади, у его соратников, тоже не все в порядке. Выхода не было и, загнанный в угол, он был вынужден сражаться.
Вскинув бластер, задрожавший как живой, он повел стволом, ловя одну заметавшуюся тварь, которой то ли из-за расстояния, то ли из-за ее фантастической подвижности все было мало. Времени катастрофически не хватало. То есть, его доставало, чтобы заметить обратившиеся взгляды, увидеть все до единого движения суставчатых конечностей, понять, как и куда будет направлено их следующее движение, но вот отреагировать на все Торчер не успевал, но принял это как некую незначительную мелочь. У него не было столько фантазии, чтобы представить себе, как его разорвут на куски.
Обманным движением качнувшись вправо, он метнулся в другую сторону и вперед, прямо на одного из зверей, из-за собственной инерции не успевающего остановиться и из-за собственной глупости, наверное, довольного, что жертва сама рванулась навстречу. И раптор почти упал на одно колено, чтобы поймать генокрада на левый наплечник, а мгновение спустя всем своим немалым весом впечатать в загудевшую стену.
Тварь, скорее всего, попав на шипы, рвалась и визжала, пыталась продрать усиленные бронепластины, Торчер почти сразу почувствовал, как неожиданно резкой болью рвануло бок, там, где тело защищал лишь слой фибромышц и тонкие заведенные друг на друга пластины, но наибольшие проблемы представлял уже третий зверь, который почти достал его, кинувшись справа и ударом лапы отведя от себя наставленный бластер. Раптор только и успел, что закрыть силовой перчаткой уязвимый живот. А потом поверх мелькнувшей перед глазами пасти, отображенной визором, загорелись два крохотных значка.
Новый вопль, содрогнувший переходы и залы, казалось, был еще громче, теперь в нем звучала ярость и боль, и чье-то ужасающее нежелание подыхать в одиночку.
Сообщение отредактировал torturedevice - Четверг, 01.10.2015, 01:18
Зарафистон задумчиво созерцал непроглядную тьму космоса перед собой, глядя сквозь толстое стекло обзорного иллюминатора корабля. Так могло показаться со стороны, но истинные глаза колдуна Хаоса, спрятанные под сомкнутыми татуированными веками, пронзали осязанием совершенно иную бездну. Еретик улыбался. Снисходительно, позволяя этой улыбке чуть приподнимать уголки тонких, бледных, потрескавшихся губ.
Дитя Императора и его ряженые с самого начала впечатления не произвели, — хотя, нет, произвели. Но не то, на которое рассчитывали. Колдун слишком долго служил Абаддону, он нагляделся на многое и уже ничему не удивлялся. Это было столь же верно, сколь и то, что мало из увиденного хотя бы сколько-то интересовало Зарафистона. И имело шансы поучаствовать в планах Разорителя, пусть и косвенно.
Привкус разочарования был, но и он оказался предсказуемым, почти неизбежным. Пешки, каковыми командующий этой операцией считал всех наймитов, — да что там, и тех, кто толпился позади трона в командной зале корабля, — делали свои ходы, верные или неверные, сути это не меняло, — все эти телодвижения не были способны даже поколебать и заставить пойти рябью поверхность изменчивого океана варпа.
Увенчанные загнутыми когтями пальцы скребли подлокотник. Зарафистон ненавидел только ожидание, необходимое и неизбежное.Мелкие сошки, те, кто возносил завывающие стенающие молитвы Тцзинчу палубой ниже, принесли достаточно жертв, отдав на откуп насмешливому и лживому божеству ценные экземпляры темницы хаоситского судна.
Еретик многое бы отдал, лишь бы взглянуть на гневное выражение смазливого лица Дитя Императора в тот самый момент...
***
Аварийного слабого света едва хватило бы обычному человеку. Космодесантнику и того было достаточно, чтобы воочию увидеть пребывающую из вентиляции копошащуюся блестящую хитиновую массу. В какой-то момент стало удивительно светло, не ослепляюще — мягкий ровный тон этого света успокаивал сетчатку, не изгоняя теней вокруг, не смазывая очертаний, не умаляя опасности.
Свет этот словно пробивался сквозь реальность, сначала едва заметными потоками пронзая сгустившийся воздух, становясь материальней, просачиваясь и ширя спектр, пульсируя, становясь насыщеннее.
Визжащие твари на какое то мгновение схлынули назад, сметенные струей пламени из уцелевшего огнемета. Пламя не смогло посоревноваться с этим настойчивым светом, оно лизнуло плиты пола, нагнетая тьму, отражаясь на панцирях и уже окровавленных когтях генокрадов, в их многочисленных темных глазах, канув искрами надежды во мраке распахнутых в кровожадном крике пастях.
Космодесантники заняли круговую оборону, совершенно не заботясь о трусливо сбежавшем «подкидыше». Лорд Ларций со всем свойственным ему изяществом наносил удары такой силы, что сгущал воздух и те, кто попадал под них, разлетались по частям еще до соприкосновения со стенами или полом. Болтеры грохотали, сея в приливе генокрадов смертельные бреши. Впрочем, мелкие твари, казалось, пребывали куда быстрее, нежели соизволяли сдохнуть, раненые, под стопами своих же собратьев.
Не столь уж далекий, отдавшийся рокотом в переборках и покачнувший мир станции, взрыв, прозвучал в общей какофонии весьма гармонично, подхваченный отчаянным крещендо Торчера, сопротивляющегося визжащему объятию и единению в смерти с единым чужим и отвратительным разумом.
Свет стал плотным, сизо-лиловым. Он взломал реальность почти ровынм овалом, окаймленным рваными сгустками Имматериума, лизавшими материальный мир жадно, вытягиваясь, желая коснуться хоть чего-нибудь живого. Еще какое-то мгновение портал набирал силу, а потом в его глубине метнулась тень, еще одна — и тварь, почти оседлавшая «должника» Зарафистона, отлетела в сторону, отброшенная точным выстрелом. Из портала вышел Данвир, один из терминаторов, приставленных к колдуну Абаддоном. Огромная его рука, способная раздавить камень или адаматитовую болванку, — как и искалеченный череп Торчера, сгребла раптора за наплечник и потащила вверх и в сторону, волоча словно марионетку.
— Тебе пора. — Глухо и скрипуче, чуждо, холодно откликнулся динамик терминаторского шлема. Мгновение — и он со своей добычей окунулся в ставший ослабевать свет портала. Пульсация оттенков лилового и сизого, черного и серого стала дрожащей, рябой, смазалась, вовне дохнуло смрадом и невероятным холодом. Портал схлопнулся без звука, но так ощутимо, что те твари, что были ближе, стали заваливаться на своих собратьев, раздирая сплюснутые клыкастые головы и воя.
Взрыв, чуть ранее сотрясший станцию, был ничем иным, как сдетонировавшими баками с прометиумом, уничтожившими судно космодесанта-захватчиков. Куда более хитрые твари, потомки тех, кто когда-то руководил этим местом, реализовали план единого разума. Никто не должен был покинуть дом.
Пламя огнемета снова окатило очнувшихся нападающих, еще раз, резче и смазанней припекая напористую массу тех, кто за спинами своих же двигался к цели. Генокрады знали одно — они возьмут свое, не умениями, не живучестью — числом.
***
Данвир швырнул рапотора прочь из ритуального круга, уже затухающего, мигающего окровавленными символами. Несколько колдунов, оказавшихся не в силах понять и принять волю божества, лежали теперь на полу, оставаясь, своего рода, дополнением к интерьеру. Бронированный ботинок терминатора смял грудную клетку одного из рабов, не слишком расторопно метнувшегося с пути воина. Торчера снова подхватили, поволокли, позволяя когтистыми конечностям лязгать по пластали пола. Подъемник натужно гудел, вознося Данвира и его добычу на другую палубу, на мостик корабля, он спешил избавиться от своего поручения, и без того считая, что покрыт позором подчинения твари, носившей имя Зарафистон.
Командный трон был развернут к выходу. Колдун развалился в нем, застыв в обманчиво-расслабленной позе скучающего бездельника. Все на этом проклятом корабле и в этой проклятой галактике точно знали, насколько опасен тот, кто умудрился столько столетий служить Разорителю.
— Возвращение блудного чада. — Зарафистон осклабился, наблюдая, как рапотор валится на пол. Доспех был сильно поврежден, сам подопечный — несколько оглушен и ошарашен. Наверняка посланник для успокоения и отдохновения собственной прогнившей души приложил Торчера головой обо все углы по пути.
— Не льсти себе, выблядок. Тебе подарили жизнь, она тебе нужна, иначе я бы не смог наслаждаться твоими воплями — просто наслаждение ощущать это отчаяние. Но ты... — Колдун умолк, облизывая тонкие губы, открывая, наконец, глаза, — Ты заслужишь каждую секунду этой своей жизни. Ларций — инфантильный идиот. Вы умудрились бездарно провалить операцию, будучи предупрежденными. И это все — стремление к совершенству. Ничтожества. — Заговорил он вновь быстро, раздраженно, жестикулируя и выдавая тем самым свое брезгливое недовольство. — Вы упустили данные, блоки памяти, то, чем и ценна была эта дыра. Надеюсь, Принц Удовольствий сочтет мои обращения достойными и не станет давать шансов никчемным позерам и глупцам.
Колдун покинул кресло, в несколько резких порывистых шагов приблизившись к еще не слишком пришедшему в себя рапотру. Не без удовлетворения пнул его в лицо, не слишком сильно, но так, чтобы то, что осталось от мозгов — сотряслось и, славься Хаос, встало в какую-нибудь новую позу.
— Мясник Дакона приведет его в порядок. Свяжитесь с лордом Железных Воинов, мне есть, о чем поговорить с ним. Пусть эта падаль познает дисциплину и принесет пользу, — когтистая рука ткнула указательным пальцем в Торчера, — Убрать.
Крик нойзмарина затих быстро, захлебнулся, когда верещащая от боли тварь рванулась вперед, собираясь любой ценой заставить его замолчать. Когти уже заскребли по ребрам, но Торчеру удалось достать генокрада ногой, на чем-то сжать аугметические пальцы и рвануть от себя – тупое животное остервенело принялось терзать пластины, защищающие протез, не соображая, что там, под керамитом, нет живой плоти.
Предельно обострившиеся чувства играли против него, с головой окунув в сплошную агонию боли, которая причудливо переплавлялась в нечто иное, и все равно мешалась, отвлекала, исторгала хрип пополам с пенящейся и застывающей на воздухе легочной кровью; анестетик, обжигая, пошел по венам от правой руки, где в броню был встроен инъектор. Еще сколько-то времени выиграно, но все равно это был конец. Это, безусловно, был конец и вопрос нескольких минут боя, которая из тварей, наконец, сумеет его добить. Раптор слышал взрыв и с задержкой соотнес его примерное местоположение с перспективой эвакуации. Уже все бесполезно. Второй придавленный хищник все еще колотился, насаженный на переломанные шипы левого наплечника – его мучения удалось прекратить, достав извивающееся тело силовой перчаткой; нижняя половина туловища оборвалась с треском и скрежетом, забрызгав своего убийцу выплеснувшейся кровью.
Торчер не обратил никакого внимания на разгорающийся мертвенный свет, у него была проблема посерьезней, он пытался поскорее добраться до отброшенного бластера и одновременно удержать ногой вырывающегося генокрада, очевидно, распознавшего обман. Ладонь уже накрыла рукоять, когда живые деятельные когти все же пропилились к бронированным кабелям и мгновенно превратили почти совершенную аугметику в нечувствительную груду металла. Уже подтаскивая оружие ближе, Торчер до последнего надеялся, что повреждены будут только тонкие проводки датчиков, встроенных в конечность. Уродливая морда генокрада, поднимающаяся над полом, всем своим видом утверждала, что это не так. Порванный силовой кабель коротнуло об металл и, дернувшись от удара током, раптор удивленно и отупело смотрел, как череп твари сам по себе идет трещинами, разделяется на части и одевается в облако крови, и все это в нимбе того странного лилового сияния.
Это сияние ему понравилось меньше всего. Он всегда пытался держаться подальше от колдовства, заигрывания с варпом и подобной дряни и сейчас, когда на рассуждения не было времени, когда нойзмарин существовал одними только боевыми инстинктами, он хотел только убраться подальше от непонятного явления. От темной фигуры, сошедшей из портала, он ждал чего угодно и спасения – в последнюю очередь, поэтому, когда терминатор протянул руку и схватил, Торчер с рыком цапнул его силовой перчаткой за наруч, одним ударом превратив бронепластину в хлам. Больше сопротивляться не удалось, погрузившись в портал, он подавлися искренним протестующим воплем. Для кого-то путешествие, может, и продлилось всего лишь один удар сердца, но ускоренное восприятие раптора смогло запечатлеть куда больше, достаточно, чтобы, снова почувствовав твердый пол и нормальную гравитацию, он выблевал все, что успел сожрать.
Этого промедления, когда терминатор брезгливо вышвырнул его из круга, хватило, чтобы сориентироваться. Через едкую вонь расплывающейся лужи, в которой исходили паром комки заглоченных мозгов генокрада, пробивался другой запах – знакомый, сразу возвестивший о возврате на корабль Черного Легиона. Ларция нигде не было видно; удивленный, что такую честь оказали ему одному, Торчер сел, подобрал свой выроненный бластер и только собрался прояснить ситуацию, как его снова неласково поволокли, как мелкое шелудивое животное.
Сочетание стимулятора и эйфоретиков, все еще кипевших в крови, делали нойзмарина на редкость легкомысленным, особенно когда миновала смертельная опасность и перспектива умереть в беззвестности от лап тупых тварей оказалась надежно отодвинута. Он пытался идти сам, нес чушь, царапался, но снова включать силовое поле на когтях не рискнул, особенно после того, как незнакомый терминатор предупреждающе приложил его шлемом об стену. Боли не было и в помине, такое понятие вообще выпало из восприятия, но намек был предельно ясен.
Перед Зарафистоном Торчер собрал остатки достоинства и попытался встать, но без удалившегося спутника сделать это оказалось не так просто, слушать колдуна пришлось с пола.
- Как много длинных слов, мне следует передать их лорду Принцессе? Только вот мне кажется, что его уже жрут. – Раптор уставился ему в лицо, но за светящимися линзами визора и ровным тоном синтезатора речи было совершенно неясно, с каким выражением, - Из меня вышла хреновая нянька для Ларция, или ты не на это рассчи...
Договорить он не успел. От удара Торчер опрокинулся на спину и на несколько секунд даже отключился, от встряски напрочь забыв, что хотел сказать. На уме были только ругательства, но Зарафистон стоял рядом и, конечно, не преминул бы добавить; некстати вспомнилось лиловое сияние и раптор подавленно заткнулся, не рискнув даже пошевелиться. Отчего-то хорошо запомнилось выражение «познать дисциплину» и оно ему понравилось меньше всего.
Сообщение отредактировал torturedevice - Понедельник, 12.10.2015, 11:27
Торчера «убрали». Но не туда, куда тот мог бы понадеяться попасть, несмотря на озвученные перспективы. Уже знакомая тяжелая рука ухватила ворот доспеха и вторая, ощутимо добавив по затылку рапотра – за наплечник. Встряхнули для проформы, как запылившуюся тряпку. И поволокли, касаясь лязгающими когтями на ногах пласталевых плит пола.
Судя по гулким ударам тяжелых подошв, Зарафистон не обошелся одним надсмотрщиком, за Данвиром следовали еще два исполина в терминаторских доспехах. Несколько неправдоподобных бесконечных коридоров, подъемник, лязгающие цепи и рев механизмов, вспышки алого света без какой-либо закономерности, гудение сервоприводов брони, искаженное динамиками шлемов и лишенное для Торчера всякого смысла бормотание его охраны, встреча со всеми сколь-нибудь выпирающими частями архитектуры корабля головой, руками, спиной – вот и все путешествие. Закончилось оно, к слову, примерно так же, как и выход их портала. Раптора попросту швырнули, не в пример с первым разом, - сильнее, да и дальше, так, чтобы нарочитый этот жест расставил все точки над «i».
Помещение, получись обвести его взглядом полностью зараз, могло начать сводить с ума даже морально стойких гостей. Созданная ли умениями колдуна или попросту рожденная недрами древнего корабля, зала эта не имела определенной формы, невозможно было дать определение угольности и прямоте стен, которые текли выпуклостями и вогнутостями, сходясь к куполу и тут же, без малейшего перехода образуя своеобразные сталактиты.
Было ли темно? Судить об этом вряд ли представлялось возможным. Мерцающие блики дарили подобие света, сменяющегося тьмой, такой непроглядной, каковая бывает лишь за пределами полей Геллера, в открытом космосе, - и все же, в ней жила та самая лиловая, сумасшедше-ало-фиолетовая пульсация. В зале правил бал сырой Имматериум, но тающие его щупальца пока не причиняли вошедшим никакого вреда.
Уже две пары рук, закованных в испещренные еретическими символами керамитовые перчатки, подняли раптора, растягивая его конечности в стороны, - приложи они усилия, соразмерные и допустимые мощным механизмам брони, - еретика четвертовало бы натяжение. Запястья обхватили нематериальные цепкие оковы, впрочем, имеющие вполне реальный вес, подобно гирям потянувший все тело Торчера к расплывающемуся невиданными воронками-водоворотами полу.
- Тебе здесь понравится, - исказить эмоциональный оттенок сказанного не получилось даже у обезличивающего динамика, - У тебя, видимо, на самом деле осталось совсем мало собственных мозгов, чтобы понять, во что ты вляпался.
Проход, в который вошли гости, расширился, неправдоподобно раздулся, словно бы не существовало ограничений реальности снаружи, как и совершенно пропорциональной двери, которая отошла в сторону с шипением разгерметизации. Потом единственное более-менее различимое пятно мигающего аварийно-алым светом резко сжалось до нормальных размеров и еще меньше, порождая приливные волны податливого материала стен. Позади терминаторов закопошились низкорослые сутуло-изломанные существа, оказавшиеся наиуродливейшими рабами-сервиторами, в подобострастии своем накинувшиеся на раптора излишне поспешно.
Его лишили брони и оружия, касаясь тела и исследуя его всеми доступными отростками плоти и механическими приспособлениями, пока недовольный окрик Данвира не разогнал прислужников прочь.
- Ты недолго будешь в уединении. Советую поскрести в памяти и набраться хороших манер. Лорд может и пересмотреть свое решение. Ты, по мне, так самое бесполезное создание на этом корабле.
Дверь за сопровождением захлопнулась с таким стуком, словно кто-то с силой захлопнул крышку тяжелого стального сундука. Секундами позже и сам проем истаял окончательно, оставив после себя лишь напоминание-шрам, приоткрытый, как рана, на переменчивой и вечно двигающейся материи стены.
Какое-то время зала жила своей жизнью, без каких либо представлений о пространстве, законах его и, конечно же, времени. Цветовая какофония ярко и яростно вспыхнула, потом обрела весьма приятный взгляду оттенок, сдавшись чужой воле, сделавшись приглушенным и почти интимным полу-мраком.
Будь здесь звуки, раптор ни за что не пропустил бы появления неровно движущегося из какого-то потаенного угла этого персонального ада силуэта. А существо, оказавшееся высокой бледной, как негашеная известь, женщиной, словно бы материализовалось рядом, перемещаясь невидимыми невооруженному взгляду скачками.
Острое скуластое лицо гостьи имело вид задумчивый и отрешенный, кожа казалась неподвижной, как дорогая фарфоровая или полированной кости маска, всю жизненную силу этого облика впитали лишь подвижные в своей бездонности ртутно-серебристые глаза.
Огненно-рыжие волосы сливались с текучими отростками стен и потолка-пола, стекая по всей сутуловатой фигуре с чуть приподнятыми плечами до самых ступней. Крупные ладони, длинные, увенчанные крепкими толстыми ногтевыми платинами пальцы, колебали и нагнетали постоянными пассами существующее здесь подобие воздуха.
Тяжело опираясь на сотканную из влажных сухожилий и матовой бледной плоти конечность, когтистую лапу, женщина остановилась напротив пленника залы. Она была ниже подвешенного еретика, потому подняла голову, смотря сразу и на него, и сквозь, и вообще за пределы меняющейся природы стен.
«Здравствуй, гость. Твой хозяин скоро придет. А пока ты расскажешь мне все, что может меня заинтересовать».
Ладонь неуловимым даже для усовершенствованного взгляда жестом изменила положение – пальцы коснулись груди Торчера. Женщина вздрогнула, потускнела, как гололит под гнетом «шума» помех.
Зарафистон вышагивал вокруг выложенного на полу залы ритуального круга. Рабы уже подготовили все для предстоящего действа, скуля и лебезя, теперь они жались к стенам, страшась возможной участи и желая в то же время, оказаться полезными, избранными для чего-то большего, чем гниение на нижних палубах корабля или становления очередным куском мяса для ненасытной утробы тварей варпа.
Колдун желал общества Кузнеца Войны Дакона, для этого требовалось воссоздать варп-проекцию собеседника. Кровь принесенного в жертву Тцзинчу псайкера уже растеклась по желобкам алтаря, став схожей с застывающей смолой, ее влажное мерцание привлекало взгляд, а распростертое на алтарной плите тело, застывшее в агонии, позволяло лишь отчасти представить, насколько мучительны были последние мгновения жизни пленника. Искаженное ужасом происходившего лицо застыло восковой маской, выкатившиеся глаза покраснели от лопнувших капилляров, зрачки заняли почти всю радужку. Пленка плесканувшей из распахнутого в уже истаявшем крике рта крови обильно покрывала задранный подбородок и шею несчастного.
Придирчиво оглядев все вокруг и едва заметно кивнув собравшимся полу-кругом помощникам в испещренных рунами мантиях, Зарафистон вошел в на секунду вспыхнувший ровным густо-карминовым светом круг. Опустив татуированные веки, хаосит сконцентрировался, отринув реальность настолько, насколько могла себе позволить его обостренная осторожность. Где-то на периферии сознания он различал отзвуки молитв и ритуальных песнопений, читаемых оставшимися колдунами, он мог представить все их движения, сопутствующие достижению желаемой цели.
Материализовав свой образ в оговоренном помещении на боевой барже «Кузня Ярости», Зарафистон позволил удовлетворенной усмешке скользнуть по тонким бледным губам, - она же коснулась их и на созданном образе, четком, но едва уловимо парящем, сводящем на «нет» ощущение реального присутствия.
- Приветствую тебя еще раз, Кузнец Войны. – Колдун отчетливо видел неподвижное, но, тем не менее, сохраняющее выражение презрительного недовольства, лицо Дакона. Это тоже тешило самолюбие еретика. Он прекрасно знал, насколько некоторым претит колдовство как таковое - и его использование, это вечное заигрывание с Имматериумом, способное легкомысленных и самонадеянных отправить в бездонные пучины мук, а обладающих запретным знанием – возвысить.
- Я искал твоего общества. Ты и твои воины получил приказ, но появились некоторые… - Могло показаться, что даже эта нематериальная проекция окрасилась оттенком гнева и раздражения, - Обстоятельства. Отряд Ларция не смог выполнить своих обязательств и, хочется верить, уже пожинает плоды своей нерасторопности. У меня есть просьба. Она никак не изменит ни нашего уговора, ни наших планов. Считай ее выполнение – заделом на долгосрочное и взаимовыгодное сотрудничество.
Приветствовав Зарафистона коротким кивком, Дакон едва заметным движением приказал находившимся здесь сервам покинуть помещение. Смертные поспешили выполнить приказ, покорно склоняя головы перед своим повелителем, но не ползая на карачках, как было принято в некоторых из Девяти Легионов.
Дослушав Зарафистона, Кузнец Войны позволил себе слабо усмехнуться.
Слушать от колдуна Черного Легиона о долгосрочном и взаимовыгодном сотрудничестве было, как минимум, забавно. А вот весть о Детях Императора не вызвала у Дакона ни одного движения лицевых мышц. По его мнению, Третий Легион давно перестал существовать как таковой. Стремившиеся к совершенству Дети пали низко и быстро. То, что они представляли из себя сейчас Дакон считал позором. Позади варп-проекции покачнулась колоссальная фигура Гаррола, издав звуки работающих сервомоторов и пневмомыщц. Заскрежетали массивные стальные когти. Кроме него и Дакона, выбранное для сеанса связи помещение теперь было абсолютно пустым.
«Кузня Ярости» зависла над обозначенной планетой, сканируя поверхность. Кузнецы Смерти не торопились. Боевой мощи их корабля было достаточно, чтобы стереть имперский аванпост с лица планеты несколькими сокрушительными залпами, но это было бы расточительством ресурсов. На аванпосте наверняка находились образцы техники, и он сам по себе представлял собой место, которое Железные Воины могли превратить в несокрушимую крепость, позволив силам Хаоса прочно закрепиться на этом участке. В тот момент, когда на баржу пришел сигнал с корабля Зарафистона, Дакон обдумывал план захвата лакомой цели. Необходимость отвлечься на разговор с колдуном раздражал Кузнеца Войны, но он подозревал, что это не было простой прихотью советника Абаддона.
- Чего ты хочешь, колдун?
«Пожиратель ведьм», закрепленный на спине Дакона, издал звук, похожий на скрипучее ворчание. Запертый внутри демон улавливал частицы варп-энергии, исходящие от проекции Зарафистона и жадно поглощал их, стремясь утолить свой бесконечный голод. Гаррол вновь замер, но Дакон знал, что бывший Кузнец Войны тщательно вслушивается в слова колдуна в поисках подвохов и лжи, коей та без сомнения могла быть полна.
- В твое распоряжение поступит один из воинов, которому мало знакомы принципы дисциплины и четкого выполнения поставленных задач. Этому счастливчику повезло остаться в живых после десантирования на станцию с Детьми Императора. Он – мой большой должник и, как ты понимаешь, я намерен взять с него этот долг с хорошими процентами. Он ДОЛЖЕН стать полезным – или перестанет коптить эту галактику. Миссию обеспечить его трудами я всецело оставляю тебе, Кузнец Войны. Каким образом – на твое усмотрение. Как использовать его навыки и таланты, явные или скрытые, - Зарафистон чуть слышно фыркнул, - на твое усмотрение. Невыполнение поставленных задач – прямое нарушение твоего, а значит, - и моего приказа. Судить его тоже будешь ты. Я знаю и особенно ценю прагматизм Железных Воинов, потому и обращаюсь с подобной просьбой.
Колдун прекрасно понимал, что, помимо прагматичности, Железные Воины известны и своей мнительностью. Очень редко они прибегали к альянсу тех, кто использовал силы Имматериума, воспринимая такие отношения, как неизбежность. Принимать помощь, признавать командование даже такой личности, как Зарафистон, было для воинов, подобных Дакону, почти неприемлемо. Лишь обстоятельства смиряли нрав и все тот же прагматизм и выгода венчали союз.
В свете того, что проштрафившегося раптора уже подсовывали, как отравленную приманку, наемникам Ларция, Дакон, конечно же, мог расценить подобные «презенты», как откровенный шпионаж, непрозрачный намек на пристальное внимание, однако же, Зарафистон не был бы собой, если бы все это было откровенной правдой или хотя бы полу-правдой. Обретший покровительство такого божества, как Тцзинч, он планировал все свои действия на десяток шагов вперед. Банальная слежка, грубо спланированная и поданная была абсолютно не в духе советника Разорителя.
- Не зарывайся, колдун. Мы союзники, а не твои подчиненные, кем бы ни был твой повелитель. И неужели у Черного Легиона кончились дисциплинированные воины? – Презрительно отозвался Дакон, раздраженный тем, что его оторвали от планирования по такому пустяку.
- Намерен подкинуть его нам? Пускай, пушечное мясо пригодится при любой осаде. Но учти одно – коли ты собираешься отправить его ко мне, то он будет слушаться меня. И если я узнаю, что он пренебрегает исполнением моих приказов в угоду твоим, его тупую голову ты получишь в отдельной коробке.
Подозрительность, свойственная всем Железным Воинам зашевелилась в разуме Дакона, настаивая на том, что подсылаемый к ним десантник может быть шпионом, но Кузнец Войны отогнал лезущие в голову мысли. Даже если так, то на передовой много не нашпионишь. А Дакон был уверен, что любимчик Зарафистона подохнет в первой же серьезной боевой операции. Молчание Гаррола говорило о том, что мысли древнего воина текли по такому же руслу.
Зарафистон ничем не выказал усилившееся раздражение, хотя выпад Кузнеца Войны, такой предсказуемый и грубый, выходил за рамки шаткой неустановленной фактически иерархии в этой миссии. Впрочем, колдун относился к выходкам наемников с прохладцой, свойственной умудренному всяким опытом стратегу. Ему нужны были мастера осад, и, пока Дакон и его воины следовали удовлетворяли интересам советника, на нюансы отсутствия дипломатии можно было не распыляться. И именно на Железных Воинов теперь возлагались надежды. У Зарафистона имелись и иные варианты – он не был бы собой, не продумай он наперед неудачи и препоны, способные разбудить такое лихо, которое будить не стоит.
- О большем и не прошу. Помни, Дакон, это – просьба, а не приказ. – Холодно парировал колдун. Проекция пошла рябью, но свидетели разговора еще успели увидеть разворачивающийся спиной силуэт, взметнувшийся темным крылом плащ советника Абаддона, прежде, чем образ его исчез, как исчезло и навязчивое ощущение всепроникаемости варпа.
Дакон отвернулся от затухающего в воздухе марева. Древний двинулся следом, молчанием выражая согласие с мыслями и действиями Кузнеца Войны. Коснувшись пальцем вокс-бусины в ухе, Дакон настроился на закрытый вокс-канал.
- Кралис, скоро у нас будет гость от Черного Легиона. Проштрафившийся неудачник, раптор. Оставляю на тебя решение того, что с ним сделать и к какому отряду приписать.
- Будет сделано, Кузнец Войны, – отозвался Кралис, оскалив зубы в зловещей усмешке, от которой заметившие её смертные задрожали в приступе страха.
Двадцать три минуты и пятьдесят секунд назад он мог бы отвернуть голову этому ублюдку. Двадцать четыре минуты и пять секунд назад он имел бы неплохие шансы против двоих даже в узком коридоре. Он умел их убивать и делал это уже так давно, что даже в его искусственной памяти не уцелело ни имя, ни упоминание о том, кто был первым. Но терминаторов было трое, сам он был оглушен и ранен, одна нога его совершенно не слушалась, и Торчер тщательно врачевал свое униженное достоинство мыслями исключительно в сослагательном наклонении, пока его куда-то волокли как громоздкую бессловесную вещь. Эйфория и возбуждение боя начали сходить на нет и появилось новое, совершенно нежеланное чувство, он был сам себе противен. Противен от слабости, от того, что больше всего хотел просто заползти в какую-нибудь дыру и отлежаться, и чтобы никто не трогал, никуда не волок и чтобы не было этой удушливой вони, которая пропитывала весь корабль Черного Легиона. Это было место поклонения, это было место, где Имматериум слишком близко, и он чуял эту близость, этот смрад той стороны. Он слышал голоса и, движимый странным древним инстинктом, истоки и понимание которого давно уже где-то потерялось, готов был огрызаться на каждую тень, но теней становилось все больше.
Неожиданно поняв, куда его тащат, раптор взвыл и, вывернувшись, как дикий зверь, в какой-то момент сумел вырваться, но только для того, чтобы оказаться скрученным и брошенным на пол в зале, от одного вида которого его опять замутило.
В этот раз, пусть на это почти не было времени, он вводил себе стимулятор постепенно, торопливо сменив в настройках дозировку и введя убийственный коктейль боевых наркотиков за четыре приема – уже не помнил, почему, но твердо знал, что так нужно. Восприятие неумолимо ускорялось и расщеплялось.
- Я тебя, суку, запомнил. Я тебя изуродую. – Сквозь глухое угрожающее рычание прорвались иллюзорно спокойные слова, которые словно сказал кто-то другой, но Торчер не отводил взгляда от того, первого своего конвоира. Действительно, запомнил и эта ненависть, определенная и имеющая конкретного адресата в какой-то момент стала спасением в водовороте омерзения и неопределенности предстоящего. С душераздирающим скрежетом металла об керамит раптор дотянулся до ближайшего воина уцелевшей ногой, рванул когтями, слишком бестолково, бессмысленно, но от этого не менее сильно – осколки сыпанулись на пол. Несостоявшаяся добыча отступила назад, выдрав из доспеха загнутые острия, так и не дотянувшиеся до плоти. А он, не обратив внимания на неудачу, вырывался как бешеный, не понимал и не представлял себе, зачем его приволокли в этот зал, но любой вариант заранее был определен как невыносимый. Уже проиграв эту неравную схватку, уже оказавшись скованным какой-то непонятной дрянью, Торчер испустил истошный вой.
Все бесполезно. Когда по телу зашарили мягкие медленные руки, пытливо отыскивающие крепления брони, он и сам это понял, но не удержался от рефлекторного порыва оторвать кисть тому, кто попробовал сунуться к его маске – челюсти лязгнули, переламывая тонкие хрупкие кости и рот залила чужая сладкая кровь. Рванув головой, раптор оборвал сухожилия и мышцы и выплюнул свой трофей на пол под жалобное мяуканье неудачника. Взгляд снова натолкнулся на терминатора.
- Убирайся к своему колдуну и вылижи еще раз его грязную жопу, - Он огрызнулся и лязгнул зубами на сунувшиеся было руки, - Вылижи, сука, пока есть чем.
Он снова вывернулся, не позволив вбить металлический стержень себе в пасть, как опасному животному, снова рванулся и захрипел, когда на горле сжалась удавка. Мясо. Просто мясо, толпящееся вокруг, пытливо ожидающее, когда он ослабнет настолько, чтобы закончить унизительный ритуал извлечения уязвимого тела из брони, давно ставшей его не второй, но первой и единственной кожей. Ярость, которой некуда было деваться в обездвиженном теле, заставляла дрожать, как припадке, только от нехватки воздуха уже темнело в глазах и по бокам негромко щелкнули крепления, с него сняли зубастую окровавленную полумаску. Торчер хотел заорать, пусть уже и лишенный сирен, он все равно еще мог переломать этих кукол своим воплем, но подавился смердящим воздухом, его стеклянистым подобием, оцарапавшим горло. Там кто-то был. Кто-то смотрел. И все сгустилось от слышных ему одному возбужденных голосов, которые тут же и умолкли, приветствуя сестру.
И инстинктивно он понимал, что это значит, понимал и ничего не мог поделать с собой, со своими попытками вырваться любой ценой. Он бы отгрыз себе руки, как зверь, попавший в капкан, если бы это могло помочь. На краю поля зрения медленно ползли назад цифры – лишенный доступа к источнику питания брони, уцелевший аугметический протез стремительно растрачивал собственный аккумулятор, но до скрежета напряженные сервоприводы когтей, мощности которых хватало, чтобы разорвать силовую броню, сейчас были бессильны. Но все равно он пытался. Самоубийственное саморазрушительное упрямство не позволяло остановиться, не давало отдаться на откуп судьбе прежде, чем ниже бедер все превратилось в бесполезную груду металла.
И еще целая вечность прошла прежде, чем он ее увидел, замер, настороженный и загипнотизированный движениями. Он не понимал, что происходит и зачем все это, но знал природу приближающегося существа, чуял ее, как чуял густой и дразнящий многоцветный запах крови – чужой и своей собственной, как тонкие кислые прикосновения слабых рук рабов на своей располосованной шрамами коже. Удушье накатило новой волной, смрад варпа забил глотку спазмом.
Отделив от происходящего крохотную часть себя, Торчер с ледяным спокойствием прикидывал расстояние и возможность для рывка, чтобы впиться в эту тонкую руку и выдернуть ее, как мушиное крылышко. Он заранее знал, как она рванется назад, вниз, как напорется мягкой, истекающей соком ладонью на заостренные аугметические зубы. Он почти представил себе вкус ее вонючей крови, мнимо ядовитой для него, прежде, чем понял, с убийственной точностью отсчитал – не хватит двух с половиной дюймов. А потом прикосновение, наконец, завершилось и что-то произошло. Что-то, чего он не сумел понять – все исчезло.
* * *
Время утратило всякий смысл. Время пошатнулось исполинской башней и покатилось назад, разламываясь на куски, накрывая с головой, собой смывая проросшие псевдоплотью стены.
Три темных зверя в узком коридоре, стремительные и непропорциональные, такие же как он, с одними инстинктами, общими для любой хищной твари. Торчер снова видел себя, видел поднятый бластер, и как будто кто-то за него шевельнул пальцами и повел, протащил ровную дугу, преследующую убегающую жертву. Он не видел, но знал иными органами чувств, как сзади когтистые мелкие волны накатывают на его бывших спутников, как одевают их суетливо копошащейся массой тел. И кто-то еще подсмотрел и украл кусочек его осознания, что отступать некуда, кто-то лишний жадно и во все глаза смотрел, как раптор бездумно кидается на противников, которых ему не одолеть.
Там кто-то был. Стиснув когти на извивающемся теле генокрада, отчаянно пытаясь бороться за свою жизнь, он зачем-то обернулся в темноту и темнота кинулась на него.
* * *
Были и лучшие времена. То, чем, пожалуй, можно гордиться. Бесконечная процессия оборванных затравленных пленников, и дым в зеленоватом утреннем небе над ними, там крики ужаса и боли, непрекращающаяся симфония страха, к которой он присоединил собственный голос – и кто-то отозвался. С той стороны, с дурной стороны, с левой, презирая приметы.
Райская дева танцевала в лучах рассвета, безумно красиво. Она хрустально, пронзительно смеялась и длинношеие изящные звери, каких не бывает на земле, тянулись к опущенным головам... Что это было? Торчер не помнил, помнил только, как стоял на плоской крыше и смотрел вниз, зная, что победил, но кто-то встал позади, уронив под ноги тень, пересекшуюся с его собственной. Обернувшись, он успел только заметить рыжий сполох немыслимо длинных волос, а потом резкий толчок сбросил раптора вниз и падение стало бесконечным.
* * *
Там была и ярость. Священная, истинная, искренняя, не наркотический суррогат, в чаду которого он забыл уже, что такое по-настоящему ненавидеть врага. Торчер помнил, как бежал, помнил, как кто-то убегал от него и падал, перерубленный напополам – трус, трус, ничтожество! Недостойный! Безумный жрец кровавого бога потрясал оружием над телами, среди которых не осталось ни одного целого, негодовал и без слов, одним собачьим воем винился, что их слишком мало. Он помнил свой крик, только в первый момент не узнал его, да, тогда у него еще был настоящий человеческий голос и стоял он на своих собственных ногах.
Но красное сделалось рыжим. Ошеломляющая боль, источника которой он, ошеломленный, уже не мог найти и перед взглядом, слепо запрокинувшимся в небо – лицо, похожее на маску. Лицо демона.
* * *
Там, насколько хватало глаз – только ледяное синее небо и снег, покатые плавные очертания снежных волн, одевших весь мир. Ребенок, одетый в шкуры, жалкая кроха посреди бескрайнего белого мира, глядел, задрав голову, на тонкую черту, пересекающую девственную гладь синевы. Это неведомые, загадочные, огромные боги, которые принесли их сюда и повелели жить. Отец отца знал, как это было, но даже он не мог ответить, зачем. Он рассказывал про тот, другой мир, похожий на этот – седые кашляющие воспоминания, навсегда закончившиеся солнцеворот тому назад.
И мальчишка топтался на снегу, оказавшемся так близко, что, казалось, он стоит на коленях, и все смотрел, и смотрел, и смотрел вверх, удивлялся себе и тому, что глаз не отыскивал всегда попадающий в поле зрения край маски, удивлялся замерзшим пальцам, и щемящему чувству в груди, с которым провожал тающий в небе белый росчерк. Он уже знал, что тоже будет там, с богами. Знал, что будет богом и что сам будет убивать их. Знал невесть откуда взявшимся, подспудным знанием, непрошенным, страшным, которого точно не было и которое не могло ниоткуда взяться в детстве глупого мальчишки, только-только взявшего в руки свой первый лук... вот же он, в неуклюжих меховых рукавицах.
Кто-то встал рядом и повеяло удушливым смрадом. Кто-то смеялся, когда он поднял жалкое свое оружие, нацелив его в средоточие огненных волос и огненного меха, оранжевой плоти, выворачивающейся в нечто отвратительное.
Но третья темная фигурка вдалеке поднялась над снежным полем, обернулась, отыскивая взглядом...
- Не надо!
Она медленно подняла руки ко рту, чтобы позвать, перекричать медленный морозный ветер, что тек с невысоких гор.
- Она услышит, не зови! Мама!
- Сигге-ейр!
Сбереженное старинным суеверием, упрятанное дальше любой памяти, имя покатилось над снежной пустыней, бездарно отданное неведомой. Быть может и впрямь, просто суеверие. Дурная собачья мудрость, которая никому из них не помогла, но это последнее, что у него было своего.
* * *
И названное имя разбудило, вернуло обратно, поставило перед остекленевшими светлыми глазами изогнутые стены, укутало темнотой, распяло на невидимой привязи – это из-за этого он задыхается или из-за того, что горло еще дерет от удавки? Торчер не представлял, сколько прошло времени и что произошло в зале между крайними точками оборвавшихся воспоминаний, знал только, что он проиграл, и проиграл себя самого, так бесповоротно и фатально, что почти незачем жить дальше. Если бы он был женщиной, он бы чувствовал себя изнасилованным, но он был зверем, выплавленным из человека и оттого самой ближайшей аналогией оказалось кое-что другое. Это как быть съеденным.
Он нашел глазами тонкую фигурку – та стояла прямо перед ним, но сфокусироваться на ней оказалось делом нелегким. И это она? Точно она?.. Точно.
В шуме и взвизгах голосов он слышал торжество и зависть: как же, ей удалось то, что не смогли они, его собственные безымянные демоны. В конечном итоге все же предали. Все заодно.
- Чего ты от меня хочешь, падаль? Если пришла сожрать, так жри, мне уже надоела твоя вонь.
Рунна улыбнулась как-то вымученно, отстранившись от «собеседника» и даже сделав несколько неловких шагов назад. Предметы, носители памяти, даже книги, украшения, здания, машины… Для нее существа из плоти и крови имели куда больший приоритет, они были богаты не столько и не только памятью, сколько эмоциями, окрашивающими черно-белые кадры уже исчезнувших во времени пиктограмм существования.
Конечно, для Рунны ничто не сравнилось бы с соприкосновением ее существа с душой, проклятой и раздираемой противоречиями – ее Хозяина и Господина, но и этот гость Его советника был забавен, интересен, пусть характеристика, данная ему Зарафистоном, и не содержала ни единого лестного эпитета.
- Богаче и неизмеримо наполненнее слов твои чувства. Можешь думать для меня, я услышу. Как это называется? Негодование? Ненависть, хотя я бы не стала в ее оттенок окрашивать ауру. Беспочвенная ненависть – признак отсутствия понимания сути этой эмоции. Отвращение, быть может? Нет, тоже не то… - Женщина на мгновение задумалась, снова померкла, словно позволяя окружающему чуть разбавить ее образ, размыть силуэт, но потом опять стала четче, явнее, - Я чувствую твой страх. Варп отталкивает тебя? Это очень странно и приземленно характеризовать самую суть, Эфир, как изнанку собственного ничтожества и бояться того, что примет в нем форму лишь потому, что ты так полагаешь.
Огненные пряди колыхались вокруг ее фигуры, следуя невидимым, но ощутимым течениям Имматериума в этом несуществующем месте. Огненные пряди плыли вокруг, тянулись слишком мягкими волнами к прикованному существу, свивались вокруг его металлических конечностей, поднимаясь выше, матово-золотым прибоем разбивались о грудь, вспыхивая внутри, в самой своей структуре слабыми пульсирующими толчками света.
Обитательница переливчато-переменчивых покоев не обратила внимания на появившегося позади нее колдуна, так, словно бы и не заметила его водворения в своей вотчине. На самом деле, Рунне не требовалось поворачиваться и констатировать факт прихода советника. Она и он уже сошлись в безмолвном диалоге вне даже этой полу-реальности.
- Хотел бы я заметить, что тебе несказанно повезло… - Зарафистон остановился подле женщины, замерев за ее плечом. Лицо колдуна сохраняло этакое равнодушно-почти-добродушное выражение, будто он собирался отчитать нерадивого ученика, но никак не того, кто раздражал. – Думать и размышлять тебе особо нечем, и все же, запомни: любая паскудная твоя жалкая мыслишка не будет более единственно твоим достоянием. Для нее, - еретик уважительно кивнул в сторону прикрывшей глаза женщины, - ты – открытая книга. – Молчание. – Да, тебе повезло. Дакон ждет. Твои вещички доставят чуть позже. - Смешок, - А пока у Кузнеца Войны найдутся пеленки для этого чада…
Рунна жестом заставила колдуна умолкнуть. Ее ртутно-серебристые глаза без какого-либо выражения коснулись взглядом рапотора, смешивающихся оттенков на стенах, - и веки сомкнулись. За спиной Торчера сумасшедшая смесь всех оттенков выплеснулась вовне, образуя подобие внушительной воронки. Со стороны казалось, что бесформенное чудовище распахнуло колоссальную пасть, готовую поглотить все еще удерживаемого нематериальными щупальцами раптора. Женщина отступила – и буквально ринулась вперед, удивительно сильно толкая своего гостя ладонью.
Портал схлопнулся, время и все, что могло быть реальным или не быть таковым, свинчивалось спиралью на бесконечное и единственное мгновение, пока ведьма вела своего спутника до места назначения.
Варп-кузня поражала воображение во всех смыслах. Колоссальное ее пространство, несомненно, было достигнуто путем слияния сразу нескольких отсеков корабля, а то и ярусов, соединенных теперь палуб судна, - и именно здесь завеса меж реальным миром и Иммпатриумом была опасно-тонка, однако же, того, несомненно, требовали деяния, здесь творимые.
Пламенные отсветы вместе с багровым паром, поднимающимся из огромных зевов печей, освещали пространство, занятое монструозной техникой, впрочем, которая таковой могла бы считаться лишь наполовину, обретая жизнь, одушевляясь, становясь еще более смертельно опасной, под чутким руководством настоящих хозяев этого места – Темных Механикумов. Твари, обретающиеся в чудовищных механизмах, пожирали неосторожных рабов, коих, к слову, было предостаточно, - хлипкие, скверно аугментированные фигурки, сгорбленные, согбенные перед хозяевами, они сонмами толпились подле работающих конвееров, таскали тяжелые детали, рылись в отходах, обреченные на незавидную участь и краткую жизнь.
В третий, но, очевидно, не последний раз, Торчера выплюнуло из портала. Слабая на вид тонкая бледная рука удержала раптора от падения на блестящие (Кровь? Масло? Чья-то желчь? Экскременты?) плиты пола Кузни.
Но первое, что увидели глаза Торчера, - стало лицо неизвестного пока Железного Воина, отличительной чертой которого был дружелюбный… оскал. И презрительная заинтересованность в пылающем взгляде.
И, если за спиной новоприбывшего стояла лишь ведьма, встречающая делегация насчитывала еще двух воинов, сопровождавших Мастера боя Кралиса.
Она говорила с ним и от ее голоса у него ныли разом все зубы в уцелевшей челюсти, он бы выл, чтобы заглушить этот голос, но уже знал, что не поможет.
И вместо любой попытки противодействия слушал, пустым взглядом уставясь перед собой, слушал и, словно назло, почти не понимал смысла слов, они рассыпались в бессмыслицу звуков, расслаивались на тошнотворные цвета, мельтешащие перед глазами, и он не пытался собрать.
Демоны лживы. Кому, как не ему знать цену их речам, знанию лишнему и вредному, и Торчер хотел бы расхохотаться ей в лицо в ответ на все эти бессмысленные для него фразы. О, он мог бы рассказать ей, как он чувствует варп, какая гниль там, что она делает с ним, как ему хочется то ли бежать, то ли рвать в клочья все, что пахнет этим сладковатым тленом, потому что для него уже нет грани между тем, чтобы думать и делать... но зачем? Пусть прочтет, если и впрямь сумеет. Пусть прочтет и будет довольна. Пусть будет сыта, голодная мразь. Они всегда голодные. Он мало что знает про них, но это – точно.
И только одна фраза исхитрилась и царапнула. Выдранные слова, три слова заставили ожить, дернуться вперед всем телом в бессильном бешенстве, как будто он хотел ее ударить в ответ:
- Изнанка моего ничтожества?!
Несмотря на предупреждение, он по-прежнему говорил через синтезатор речи, почти без выражения, как будто кто-то лишний, кто-то третий отвечал вместо него. Когда по телу, пытливо изучая каждый дюйм кожи, поползли снизу вверх мерзостные оранжевые токи дряни, что составляла тело, или обиталище демона, это был единственный шанс вообще хоть что-то суметь сказать.
- Убери их!
Не удержался.
Наблюдая за мерзостным копошением ее плоти, оставив, наконец, свои последние, уже не бессмысленные, а определенно идиотские попытки вырваться и сбросить это с себя, он снова заговорил. Наверное, будь у него голос, это было бы произнесено с сожалением, или со странной горечью, которая была в словах, но которой не было в тоне:
- Я не просил об этом... Ни о чем не просил.
И раптор как будто хотел сказать что-то еще, но перевел взгляд за спину отродью, вскинулся нервно и быстро, чтобы увидеть и мгновенно идентифицировать фигуру вошедшего, его лицо.
Торчер отвернулся. Ему был противен этот голос и обе этих твари, что никак не могли налюбоваться на беспомощную жертву, ему омерзительна была собственная роль и, размышляя о своем везении, он думал только об одном. Когда-нибудь он честно постарается стать причиной смерти Зарафистона. Если он переживет этот день, обязательно попытается, пусть на это уйдет еще столько же времени, сколько прошло от его рождения, и нет, не за перенесенное унижение, здесь колдун в своем праве. За то, что оставит в живых. За то, что оставит с этим.
А потом, словно в насмешку, едва закончилась истерика попавшего в западню животного, на какое-то время убившая в нем способность соображать и говорить, демон снова окунул Торчера в гнилостную трясину своей родной стихии. Без предупреждения, без слов, без опаски доломать до конца. Последнее, наверное, напрасно. Аугметические конечности бесполезными громоздкими придатками замерли на полу с подогнутыми, как у падали, когтями. Раптор несколько секунд сидел прямо, потом медленно покачнулся, все еще не в состоянии после перехода определять, где верх и где низ, он даже не сразу понял, кто был сзади и кто придержал его. А когда понял, стало уже все равно; прислонясь виском к чужой руке, неожиданно цепко держащей его за плечо, Торчер медленно поднял взгляд – кто-то стоял перед ними. Пусть стоит.
Сообщение отредактировал torturedevice - Вторник, 20.10.2015, 17:20
Джулианна Де Винье немного раздраженно отмахнулась от очередного клерка, тащившего к ее и без того заваленному документами столу очередную стопку прошений, приглашений, требующих утверждающей подписи приказов… Мир-рай был раем для кого угодно, только не для его правительницы. Нет, бесспорно, Де Винье, обладательница незаурядного таланта править и организовывать, спроси ее под страхом казни, не нашлась бы, в чем упрекнуть место, коим она, говоря начистоту, владела.
- Госпожа Джулианна, обратите внимание на поданные торговцами апелляции к посещению. Мы отвечаем им отказом уже второй цикл. К тому же, раз Вы утвердили право леди Дэи присутствовать на ежегодном осмотре территорий, почему бы не позволить нескольким представителям Империума хотя бы попытаться заключить сделки с нашими буржуа? – Пайот, личный секретарь правительницы, чуть склонил голову набок, уподобляясь тощей долговязой птице. Изысканный монокль поблескивал на правой глазнице, усиливая и без того яркую ассоциацию с представителем рода пернатых.
- Думаешь, им есть, чем нас удивить? Все эти пляски напоминают мне плохую постановку, Пайот. Так в дальней родне – вспомнят о тебе, когда попадешься на глаза. И манят уже взрослое дитя леденцом, в котором смысла не больше, чем в расческе для лысого – и в веере для безрукого.
- Госпожа, но я бы не был столь категоричным… Представители Высших Лордов Терры всячески пресекают затянувшуюся и без того конфронтацию. Присутствие на Лире этой леди Скарлетт – само по себе компромисс, конечно, но не лучше ли было приглашать более полезных? Наши давно утраченные родичи изменили догматам, заветам самого Императора… А ведь леди Дэя – олицетворение власти одной из структур, имеющих огромный вес.
Джулианна фыркнула, пробегая взглядом по строкам первого прошения.
- Адам ван Акерф. Потомственный прохиндей, умудрившийся не потерять в разгуле самый бесценный из всех договоров. И еще стая таких же шарлатанов и жуликов. Пусть будет он. И еще кто-нибудь. Но не больше трех персон. Предупреди, что я допущу в свой мир лишь оговоренную небольшую охрану и приближенных, не нужно устраивать показуху с фанфарами. Этим, забодай их ксеносы, развлекаются высшие касты Мактуса на отдыхе. И леди этой передай тоже самое.
- Вы уверены, что общество этих гостей… э-эээ… доставит Вам удовольствие в путешествии? Не утомят ли пришельцы Вас в кругосветном круизе? – Секретарь уже не смотрел на правительницу, он тщательно протоколировал ее слова, набирая сразу несколько весьма похожих, лишенных всякой индивидуальности сообщений.
- Развлекать их будешь ты и мои заместители. Встречать – тоже. Корабли должны оставаться на низкой орбите, торжественной встречи не будет – необходимый этикет, размещение в гостевых залах на третьем ярусе Савадиус Минор, раздели их, этих гостей, и наблюдай, прислугу выбери ушастую и глазастую. Пусть подготовят обе террасы к морю, до отъезда еще несколько дней, - и на это время я желаю быть избавленной от аудиенций.
- Будет исполнено, госпожа Джулианна.
***
Изысканной формы челнок покинул доки, расположенные на низкой орбите Лира, неся на своем борту лишь одного пассажира, обладающего всеми полномочиями. Не считая лорда Навуроса, поверенного представителя леди Джулианны Де Винье, встречную делегацию составили с десяток протоколоистов и пиктеров, скромная на вид охрана, уступающая прославленным имперским воинам в росте, но не в силе.
Навурос отправился на встречу с Адамом ван Акерфом не просто по прихоти и в виду своего положения. Хитрая лисица Джулианна обдуманно присовокупила к делегации именно его, полагая справедливо, что негласный глава альянса профсоюзов торговцев сумеет оценить рентабельность прибытия как ван Акерфа, так и пары других имперских купцов.
Обменявшись приветствиями с кораблем торговца, челнок делегатов направился к ангару «Локи», курируемый командами экипажа.
Хаос: У торговца есть возможность всеми способами расположить к себе главу торговых профсоюзов, оказав блестящий прием и тактично разведав пристрастия правительницы, нужды обывателей. Червоточина мира-рая - накопленная скука, цикличность. Проявляя максимум смекалки, можно подсадить дипломата на "иглу" информации, дозированно выдавая занимательные истории из жизни и быта утраченных давно родичей с Терры. Возможность прощупать почву на тему слухов о неравноправии кастовой системы и опасениях насчет существования культов, нарушающих Завет Императора.
Империум: Возможность прощупать почву на тему слухов о неравноправии кастовой системы и опасениях насчет существования культов, нарушающих Завет Императора. Манипулирование общественным мнением, влияние на правительницу и около правительственных лиц.
Появление духа в Варп-Кузне не осталось незамеченным. И хотя на прибывших обратила внимания лишь малая часть техножрецов, разрыв завесы между Варпом и материальным миром, и так весьма тонкой в этой части корабля, повлек за собой весьма неприятные последствия.
Ближайшая к ним демоническая машина, звероподобный, четырехлапый стальной монстр, подвешенный на множестве цепей толщиной с бедро космодесантника, внезапно ожил и взревел, выдохнув из пасти конус варп-пламени. Огромные когти разорвали цепи и, рухнув на палубу, демоническая машина начала атаковать всех, кто попадался ей под руку. Массивные челюсти схватили одного из бронированных сервиторов и с легкостью перекусили его пополам. Хлесткие удары множества сегментированных щупалец убили всех, кто оказался поблизости, а еще несколько нерасторопных рабов один за другим исчезли в огненной пасти. Развернувшись к разрыву, чудище повторно взревело и на всей скорости помчалось к стоявшим рядом с прибывшим духом десантникам.
Кралис и сопровождающие его воины синхронно обернулись к несущейся на них машине войны и разрушения. Оба воина, стоявшие позади Кралиса, вскинули болтеры, но так и не выстрелили, ожидая приказа Мастера Боя. Могучие железные лапы Изверга вспороли палубу в пяти метрах от десантников, но ему не суждено было отведать крови Астартес. Не добежав до них, он повалился на палубу, словно удерживаемый множеством невидимых цепей. Подобно ледоколу, толпу перепуганных рабов рассекла массивная фигура, движущаяся прямиком к Извергу. Увидевшие его рабы поспешно склоняли грязные головы, а те из Темных Механикус, что прервали свою работу, наблюдая за разворачивающимся действом, приветствовали его уважительными кивками. Подойдя к Извергу Варп-Кузнец возложил свою железную длань на голову монстра. Варп-пламя вырвалось из головы чудища в последний раз, и демонический огонь в его глазах потух.
Рунна даже не шелохнулась, продолжая удерживать своего спутника тонкой бледной рукой. Не то, чтобы раптор все еще был совершенно беспомощен, но женщине стоило огромных усилий сдержать окативший ее изнутри гнев – лишь серебристые глаза ее неприятно, металлически сверкнули. Взгляд этот скользнул по замершему на полу кузни колоссу, по его могущественному поводырю, по воинам, встречающим ее подопечного.
К демонической машине тут же поспешили рабы, подгоняемые своими хозяевами из Механикус. Ухмыльнувшись, Кралис обернулся к раптору и демонице.
- Тебе лучше здесь не задерживаться, – обратился он к духу, – твое присутствие нервирует здешних… обитателей. Мы займемся им.
Словно соглашаясь со словами Мастера Боя портал вновь полыхнул и из него вывалился железный ящик.
- А это его вещички, я так полагаю? – Лицо Кралиса вновь украсила ухмылка, – Как любезно.
Рунна, словно не обращая внимания на сказанные слова, чуть склонила голову к Торчеру, ее огненно-золотистые волосы окутали обоих.
«Я всегда рядом. Всегда».
Подчиняясь жесту Кралиса, оба сопровождающих его Железных Воина подступили к ящику и, ухватив его с двух сторон за выпирающие ручки, с легкостью подняли. Тем временем Кралис, не обращая более внимания на Рунну, встретился глазами с раптором. Взгляд Мастера Боя стал серьезным.
- Поднимешься и пойдешь сам, или тебе инвалидную коляску предложить?
Женщина, наконец, сделала шаг к тускнеющему неровному овалу портала. Помедлила, словно хотела что-то сказать. Марево колеблющихся в раскаленном воздухе локонов текло и плыло вокруг ее чуть сгорбленной фигуры. Мгновение – и не стало ничего, силуэт утратил контуры и вовсе растворился в лиловой пульсации. Портал истаял.
"Что не убивает - делает сильней. Если же судьба со мной играет - я играю с ней." "Очередной противник, очередное разочарование." Warhammer 40000. Мастер-приемщик анкет, мастер-дай-мне-пруф и строгий страж бэка. Во славу Священной Инквизиции.
