Палач яростно зарычал, дернув плечом, стоило почувствовать сначала натяжение цепи, а потом — предательскую тяжесть, безвольный груз вместо забавного упорного упрямства компаньонки в самом начале пути.
Ривейнец подхватил оседающее тельце, не позволив вьющимся рыжим прядкам подмести многолетней пыли в заброшенной пещере. Опустив Нив на ее же сползший плащ, Ренгар потратил несколько непростительных для воина секунд на беглый осмотр — «Девчонка будет жить», — мелькнуло в мыслях, а потом все затопила ярость. Гигант коротко свистнул, подзывая мабари. Верный пес оказался рядом, стальной браслет, оттягивающий руку, раскрылся и глухо лязгнул по камню, обозначая такую желанную для эльфийки свободу — увы, оценить этот шанс она смогла бы вряд ли, оставаясь бессознательной и неподвижной.
Повинуясь жесту хозяина, мабари остался рядом с Нив, укоризненно поглядывая на воина. Ренгар обхватил древко секиры обеими руками и прикрыл глаза, отрешаясь и от завываний порождений тьмы, умноженных пещерным эхом, и от криков компаньонов, едва стряхнувших дремоту дорожной усталости, оказавшись в относительной безопасности. Сухие губы воина шевельнулись, тихо шепча древнюю, неизвестную молитву. Слова, знакомые с далекого детства, пробуждают картины прошлого.
Вот он лежит на полу. Совсем еще ребенок, мальчишка, смелый и беззащитный. Тело сковывает ужасная усталость, словно бы к рукам и ногам приковали неподъемные грузы. Перед глазами всё плывет, смазываясь тенями и бликами, утрачивая даже малейшие грани и контуры. И над этим всем миром, замкнутым пространством, не поддающимся осязанию, властвуют слышащиеся будто издалека, крики, зловещий хохот, полнящееся торжеством злорадство не облаченное явными понятными и определенными звуками...
Ренгар видит странных, колеблющихся, подобно призракам существ, почти лишенных силуэтов — они двигаются, вливаясь в необузданное видение боя, они убивают людей, заставляя ощутить едва ли не физически алчность, жажду... Что-то приближается... И он слепнет, на краткий миг, на мгновение, не подчиняющееся никаким законам времени. Алая, как проливаемая кровь, дымчатая сфера, кажется, поглощает весь существующий мир. Звон стали, боевые кличи становятся громче, отчетливее... А в широко распахнутых глазах ривейнского сироты застывают образы далеких сражений... Честь...
Ренгар еще раз оглянулся на Нив, окатил сверкнувшим взглядом остальных спутников. Он знал, что демонстрация духа не приведет ни к чему хорошему, но сейчас у выбора не было. Глаза Палача вспыхнули алым, источая во внешний мир эту кровавую дымку, на побледневшей коже проступили багровые линии, больше напоминающие уродливые многочисленные шрамы. Взревев, Ренгар бросился вперед. Раскрученным топором он снес головы двоим вырвавшимся вперед гарлокам, третий же был сбит на землю тычком древка, и бронированный ботинок опустился на череп твари.
Орудуя массивным оружием со сверхъестественной легкостью, Палач врубился в строй порождений тьмы с легкостью десертного орлессианского прибора, снимающего проступившее капельками подтаявшее масло. Воин принял вызов, огласивший пещеру кошмарным ревом. Гул забился под сводами, а противник, склонив рогатую голову и совершенно не обращая внимания на толкущуюся под ногами свору гарлоков, рванул на исходящего ненавистью гиганта.
Ренгар позволил твари отбросить себя назад, увеличивая как расстояние между визжащим некромантом, так и шансы Якена попасть в этого самого колдунишку. Чудом уклонившись от огромного кулака огра, воин перехватил топор ближе к лезвию и нанес мощный удар в грудную клетку, оставив чудовищного вида рану, которая, впрочем, нисколько не повлияла на самочувствие нежити. Когтистые лапы смяли Ренгара, пытаясь раздавить.
Задыхаясь в тисках, Палач из последних сил вытянул руку вперед. Красное свечение усилилось и охватило не только пальцы ривейнца, но и голову огра, обретая очертания гигантской латной перчатки. Честь взвыл от напряжения: дух расходовал колоссальные силы на подобное изменение окружающего мира. Стоило Ренгару сжать кулак, — пурпурная дымчатая длань сомкнулась, превратив голову марионетки некроманта в кашу. Выскользнув из слабеющей хватки огрских лап, Палач припал на одно колено. Последняя, ослепительно-яркая вспышка откинула назад порождений тьмы, сметая привлеченных легкой добычей гарлоков, — тело наемника опрокинулось навзничь, замирая на земле...
Бард, с замиранием сердца следивший за поединком верзилы и огра по мере возможности (и кто бы его обвинил? А пропустить такое — заведомо лишить будущих слушателей восхитительного героического эпоса!), рассеянно коснулся опустевшего колчана. С десяток зачарованных стрел Якен потратил впустую, едва не привлекши к своей скромной одаренной персоне внимание башнеподобной нежити, а остальные, сопровождаемые самыми нелестными словами из запаса орлессианца, нашли сои цели в клубящейся толпе порождений тьмы помельче.
Короткий клинок и изящный кинжал наверняка произвели неизгладимое впечатление на тварей, а может быть, обаянию Сильвера сильно добавил Карос, возникший по левую руку барда в компании своего все еще дееспособного протеже. Якен скривился, но, поймав взгляд мага, лишь кивнул — наделенный чужой волей труп эффективно отвлекал на себя бывших собратьев, а лучник умудрился разжиться несколькими стрелами, извлеченными из трупов.
Сказать честно — Якен почти утратил веру и даже помянул Андрасте не совсем приличным словом, когда чудовище отбросило ривейнца. Сердце ухнуло куда то вниз, минуя самые глубокие тропки гномьих лабиринтов. Воин, казалось ему, не поднимется — да и кто после такого способен был бы хотя бы пальцами шевельнуть?! Малефикар же, напротив, с энтузиазмом управлял своей игрушкой, заставляя барда отринуть малодушные умозаключения и наконец-то взяться за лук.
Эхо ухало вокруг, приумножая страх и отчаяние, однако, даже раненый храмовник покинул-таки свое ложе и пошатываясь, боролся с ремнями щита, упорно соскальзывающими с перемотанной руки. Маленькая воровка скукожилась на плаще в ногах воина Церкви этакой тряпичной куколкой, что шьют крестьянки своим детишкам или продают на ярмарках.
Эх... Как же далек был Орлей и его суматошная жизнь-маскарад... Якен прищурился, натягивая тетиву и совершенно не обращая внимания на хрипловатый окрик мага. Он уже успел заметить, что лишенный гигантского подручного, некромант отыскал взглядом хрупкого лучника и направил на него смертельно опасный посох, лучащийся проклятым светом. Карос безжалостно и совершенно не заботясь о мнении храмовника полоснул запястье коротким кинжалом. Не успели еще первые темные капли пасть на землю, пещера содрогнулась. Тетива щелкнула глухо и четко, отправляя в полет частичку смерти. Мертвец с упоением грыз горло одного из собратьев, мабари с остервенением драл клыками и когтистыми лапами сунувшегося к Акселю гарлока...
Колдун ощерил клиновидные темные зубы, хрюкнув в приступе идиотского смеха — и рухнул назад, еще с несколько мгновений сводя глаза к переносице и выше. Якен был отличным стрелком. Стрела подрагивала аккурат посередине лба твари, уходя в череп на три пальца за острием.
Насладиться успехом или даже закрепить его барду не удалось — впрочем, как и Йотуну, презревшему приказ и бросившемуся к слабо шевельнувшемуся хозяину. Порождения тьмы не пересекли черты, данной им малефикаром — под оглушительный грохот от одной из стен отделилась гневоликая статуя совершенного гнома-предка и ухнула вниз вместе с частью купола. Камень под ногами ожил, заходил ходуном, сначала мелко вибрируя, а потом и вовсе вздыбливаясь и поднимая непроницаемую взвесь в воздух.
***
Аксель вынужден был оборвать ломкую молитву и откашляться. Каменная взвесь наконец опустилась, оставляя в воздухе лишь пыльную дымку. Лагерь, казавшийся безопасным, стал таковым по-настоящему — только обрушившийся и скрытый внушительным завалом проход не служил поводом для радости. Храмовник разуверился в успехе миссии еще накануне, а если быть честным хотя бы с самим собой, он не верил ни единому слову Олафа. Мужчина отер взмокший мелким бисером пота лоб и пристально посмотрел на расхаживающего вокруг разметанного костровища мага. Подвластный проклятому разуму труп вновь замер неподалеку, и вид имел куда более жалкий, нежели в начале дежурства перед боем.
Аксель и желал бы сейчас исполнить свой долг, да и наниматель, прокляни Создатель его гнусную душонку, дал полномочия, однако, ривейнец был прав: команда оставалась таковой и не будь в ней малефикара, начавшийся путь уже закончился бы... От этих неправедных мыслей храмовника передернуло и взгляд сменил цель. Якен возился с эльфийкой.
Девчонке досталось едва ли не сильнее самого церковника, однако, стоило Акселю поискать глазами ривейнца, — и пришло осознание чего-то нехорошего, тревожного и мерзкого. Храмовник повернул голову и уставился на обвал. Верный мабари не скулил — пес остервенело рыл мелкую щебенку, не в силах оттащить крупные обломки камня.
Бард шумно выдохнул, стараясь удержать малявку — девочка дернулась, стоило взяться за засевшую под ключицей стрелу. Грубый наконечник отличался не только кустарностью исполнения, но и смертоносностью — широкий, с корявыми выбоинами, при попадании он разрывал ткани и глубоко вгрызался в них.
Подцепив его кончиком лезвия, Якен с мрачной благодарностью принял у мага склянку. Наконечник оказался не отравленным.
— Милейший! — Сильвер облегченно выдохнул, отбрасывая извлеченный кусочек металла, — Пособите мне.
Бард обращался именно к храмовнику, чей тяжелый взгляд поймал, расстегивая курточку Нив и спуская ворот рубашки с худеньких плечиков. Неодобрительный такой взгляд. Эльф или нет, она была девушкой, а глумливого бесчестия, пусть и с сомнительной благородной целью особенно со стороны проклятого малефикара или орелссианского шпиона Аксель допустить не мог.
Расставшись с перчатками, храмовник выполнил просьбу и придерживал воришку, покуда Якен накладывал тугую повязку.
— Господин храмовник... — Говорил юноша тихо, вкрадчиво, словно не желал, чтобы эти его слова достигли еще чьих-то ушей, — Тот здоровяк... Он был еще жив, когда рухнул потолок. Да и собака не перестает его искать. Мабари удивительно умны, насколько я слышал. Возможно, ривейнец жив. Не стоит ли нам...
«Ривейнец... Хотел бы я ошибаться насчет него», — Аксель выпустил из хватки худенькое тельце Нив и помог устроить девушку на скатке одеяла. — «Я видел то, что видел... Проклятие! Мне некому довериться, кроме Создателя. Желал бы я узнать, какой силой воспользовался воин, и смерть его — на благо или же поступок, совершенный им — опасная, но нужная нам помощь... Он маг? Или он одержим?» — церковник припомнил немногие мрачные истории, слышанные им о стране, породившей гиганта с топором.
Ривейн — темная страна, живущая без света Создателя, хотя в земли государства уходили многие миссии, несущие с собой Песнь. Разрозненные поселения смуглых замкнутых и воинственных жителей существовали волею жрецов, исправно ввергавших свою паству во грех неверия. Создатель же, будучи милосердным, отводил пока что взгляд от нечестивцев, которые, по слухам, якшались с демонами тени!
И все же Ренгар вызывал невольное уважение. По чести сказать, Аксель скорее, избавился бы от малефикара и шпиона, нежели заподозрил удар в спину от воина. Его гибель стала бы одним из условий развернуть отряд. Отказаться от пути, угодного властям. Раненый храмовник это прекрасно понимал.
— Ты прав. Нам стоит поискать этого человека. — После продолжительного созерцательного молчания ответил Аксель. — Создатель не допустит бессмысленной гибели, но и мы не должны опускать руки.
Тяжело опираясь на меч, он поднялся. Голова кружилась, и к горлу подкатывал ком тошноты. Однако, раны он почти не ощущал, хотя повязка и не позволяла достаточно орудовать рукой. Бард поднялся следом, подарив сочувствующую улыбку все еще бессознательной эльфийке.
— Коль мы здесь застряли на некоторое время и вынуждены мириться друг с другом, мастер, не окажете ли посильную помощь? — Сильвер отвесил шутовской поклон Каросу и одобрительно хмыкнул, заметив ответную усмешку. Маг оказался крепким орешком, даже несмотря на явный возраст. Никакой старческой слабости невозможно было и заподозрить в его жилистой невысокой фигуре. Сказывалось влияние демонов? Возможно.
Малефикар на несколько мгновений прикрыл глаза, а потом, даже не взглянув на дрогнувшую фигуру своей марионетки, зашагал к обвалу. Кое-где виднелись размозженные останки порождений тьмы и брошенное оружие. Мертвец, доковыляв до преграды, без видимых усилий ухватился за первый попавшийся обломок, отпугнув, но не отогнав окончательно скулящего Йотуна. Пес загарцевал вокруг людей, с невыразимой болью и надеждой заглядывая в их лица. Привлекая внимание, он снова и снова раскидывал мощными лапами более мелкий камень, рычал, пыхтел и выл так, словно звал своего хозяина.
Именно этот звук, умноженный эхом, вернул сознание Нивиэль. Сначала пещера заскакала сумасшедшей пляской перед глазами, потом несколько раз сменила цвет от блекло-серого до непроницаемо-черного, а потом, поборов головокружение, эльфийка сумела разглядеть собственные ладошки — и застонала, стоило шевельнуть плечами в попытках приподняться.
Силуэты, мечущиеся в отдалении, на поверку оказались давешними компаньонами, вполне себе живыми и почти целыми. Даже вялый и бледный храмовник старательно что-то делал...
«Что, демоны вас закусай, они все там делают?!» — Нив с большей осторожностью шевельнулась и потерла пальчиками лицо. Бард, оставив свои вещи и даже раздевшись до подштанников, катал по каменистому полу пещеры обломки скалы, не переставая что-то говорить, к чему-то призывать и смеяться. Мага воришка опознала по длинной мантии — Карос деловито и сноровисто понукал дохлую тварь, внушающую Нив отвращение, да и сам нет-нет, но присоединялся к заразительной деятельности барда. Храмовник же, обливаясь потом в своих неуклюжих латах, волок сразу несколько обломков, обвязанных веревкой.
Мутноватым взглядом эльфийка поискал хмурого гиганта подле себя. Цепь вилась и заканчивалась... раскрытым стальным браслетом. Самого же шемлена не было, а вот его пес нещадно лаял и скакал вокруг занятых чем-то странным людей.
Мыслишка о побеге всколыхнула сознание — и тут же ухнул куда-то в самую бездну слабости и подкатившей боли. Да и куда было бежать? Узкий лаз из облюбованной норы вел в неизвестность, а путь назад оказался скрыт непреодолимым препятствием. Нив готова была разрыдаться, но слезы прочертили чумазые щеки чуть позже, когда она наконец-то поняла, зачем спутники возятся с валунами и тратят на расчистку обвала последние скудные силы.
Последним, что запомнила воришка, было зрелище несущегося аккурат на шема из Ривейна чудовища. Отчетливо, словно отпечаток, оттиск гравюры, восставала в памяти гигантская фигура рогатой образины, скалящейся и пускающей слюни.
Тоненькие слабые пальчики коснулись стального браслета, подтягивая его ближе. Конечно, металл больше не хранил тепла тела своего носителя, но Нив это не помешало воссоздать образ Ренгара — воин наверняка схватился с огром, в своем упрямстве полагаясь на силу! Противный, упертый, узколобый шемлен! Неужели все его исполненные превосходства и гордости разговоры о смысле миссии и о непременном выполнении ее — вздор и чушь? Нив всхлипнула. Хозяин секиры отличался от раскисающих по кабакам вояк. И вряд ли был легкомысленным искателем посмертной славы.
Йотун, ненадолго покинувший процесс уборки камней, тяжело опустился в ногах воришки. Холодный мокрый нос ткнул свесившуюся руку девушки, а шершавый язык утешающе прошелся по щеке, ловя первую вестницу переполненной чаши чувств. От дурноты, слабости и одиночества Нив разрыдалась. Крошечный промежуток времени, проведенный в молчаливо-презрительном обществе ривейнца дал неплохие всходы — его не хватало как нечто такого, что невозможно вычеркнуть из повседневной жизни — именно того, что незаменимо.
Пусть Ренгар и не был оставленным в Хайевере другом детства, пусть он не был и совершенно расплывчатым образом матери, о которой эльфийка вспоминала, вырываясь из кошмара с ее нежными руками и обволакивающей колыбельной, — он просто встал на их место. Или она просто не научилась терять.
|