|
Тэмар исподволь следил за тем, как слуги наполняют купель парящей горячей водой, испытывая стыд и опасливое нетерпение. От поверхности поднимался стойкий запах лекарственных трав. Малышка почти не подавала признаков жизни, безвольно устроенная у самого бортика мраморной ванны. Ее худенькое обнаженное тельце вызывало жалость — острые локотки и коленки торчали, ключицы выпирали так сильно, будто грозили прорвать тонкую нежно-лиловую кожу, а ребра больше напоминали прутья разбитой корзины. Нескладная и беспомощная, она рождала в груди охотника теплый комок сожаления.
— Благодарю, твое вмешательство снова предотвратило скандал... — Эльф отвернулся от созерцания купели и задернул тонкую полупрозрачную занавесь, отгородив ванну от остальной комнаты, стоило в нее войти золотоволосому паладину.
— Какой зверь повредил твою голову настолько, чтобы ты решился принести ее сюда? — Старший брат говорил спокойно, мягко упрекая — нет, не в проявленной, чуждой эльфам крови слабости и жалости — в нарушении хрупкого баланса взаимоотношений и без того отчужденных друг от друга родичей.
— Я не мог бросить ее. Разве ты оставил бы ребенка в Призрачных Землях? — Тэмар порывисто шагнул к брату, меряя его отнюдь не виноватым взглядом. — Поступи я так, я обрек бы ее на мучительную смерть!
— Она враг, брат мой. Маленький, но враг. — Паладин отмахнулся от уже готового сорваться с губ родича протеста и спокойно продолжил, — Ладно, не смотри так, Тэмар. Но ты мог бы подбросить ее в какую-нибудь деревеньку...
— Застава — не то место, где ей обрадовались бы больше, чем здесь, — хмуро возразил охотник, — К тому же она подхватила какую-то хворь, хотя я больше склонен думать, что страх и отчаяние ввергли душу ребенка в беспамятство болезни.
Тэмиэль сделал несколько шагов вглубь комнаты и откинул невесомую занавесь. Девочка, волею судьбы ставшая новой игрушкой капризной аристократки Серебряной Луны, казалось, действительно превратилась в безвольную куколку. Пыль и белая глина сошли с волос и кожи, давая паладину в полной мере разобрать, насколько далеки и диковинны были оставленные во власти Луны родичи.
Серебристо-белые волосы набрались влагой и облепили скуластое личико эльфийки, кое-где на ее худом, но удивительно пропорциональном тельце виднелись ссадины и синяки — паладин списал их на тяжелый путь, хотя, возможно, угасающие гематомы были следствием дикой вольной жизни за пределами золотых лесов.
Осуждал ли Тэмиэль младшего брата? Даже если и хотел бы он уберечь родную кровь от опрометчивых шагов, разве стал бы ограничивать свободу? Тем более, неволить душу... За много лет золотоволосый наследник не изменил воспитанному еще отцом принципу. Но и потакать сиюминутной взбалмошной слабости не собирался. Тэмар должен был почувствовать ответственность, осознать тяжесть своего выбора и последствия каждого поступка впредь.
— Давай, я помогу.
Охотник кивнул, благоговейно взирая на брата. Таинство исцеления было для него чудом и, осязая слабое золотистое свечение, исходящее от тонких пальцев Тэмиэля, он вознес беззвучную благодарность Солнцу. Жизненные силы вливались в тело пленницы, возвращая краски всему ее существу. Кожа приобрела нежно-лиловый оттенок, исчезла тень вокруг сомкнутых век, выровнялось дыхание.
Улыбка, с которой паладин обернулся к Тэмару, померкла, смазанная внезапно появившимся предчувствием — так рябь, рожденная ветерком, разбивает неподвижную поверхность озера. Но прежде чем взволнованный младший брат засыпал его вопросами, Тэмиэль заговорил, медленно, подбирая слова и прислушиваясь к ощущениям.
— Знаешь, на секунду мне показалось... Я почувствовал... Она здесь не случайно. Не видя целостной картины, так постепенно раскрываешь все частички головоломки — и появление этой девочки — один из фрагментов чужого замысла. Возможно, я ошибся или надумал не весть что...
— Увы, хотел бы я тебя утешить и успокоить, — Охотник покачал головой и, покинув купель, вернулся туда с небольшим свертком, — Вот то, что я нашел при ней. Одежда все — с чужого плеча, да что там, даже не принадлежащая народу Элуны. Оружие — из руин. А вот это... — темноволосый эльф разворошил ткань и, дождавшись, пока брат устроит девочку на кушетке, протянул ему небольшую книгу в кожаном переплете. — Это она держала в руках. И в бреду не расставалась с ней, но видит Солнце, речи не идет о том, что понимала хотя бы слово наша гостья во время кратких передышек.
Тэмиэль бережно принял книгу и едва сдержал изумленный возглас. Пальцы погладили тиснение и рисунок, словно проверяя, настоящая ли обложка. Кожа была потертой, темной, несла следы огня и долгих перевозок. В оттиске рисунка скопилась пыль. Страницы пожелтели, кое-где не сохранив целостности — но текст, написанный легким летящим почерком, оказался не тронут пламенем.
«Неужели малышка смогла сделать то, что целый народ тщетно пытался выполнить не один десяток лет?» — Паладин еще раз придирчиво осмотрел находку, будто проверяя подлинность клейма хозяина и весомость содержимого.
— Ты и правда думаешь, что она принадлежала...
— Я это знаю. — «Алый, как кровь, золотой как Солнце...» — Тэмиэль обернул книгу в отрез ткани и вернул брату, — Спрячь ее пока, до времени. Кто знает, какую роль подобная вещь способна сыграть в наших с тобой жизнях и судьбе чужого ребенка? — Улыбка вышла очень грустной — и потрясающе красивой. По крайней мере, именно восхищение золотоволосый эльф уловил в пристальном взгляде пришедшей в себя пленницы.
***
Изысканность и роскошь огромного дома слепили девочку. Не привыкшая к яркому свету, Шади бродила по узеньким галереям внутренних помещений словно лунатик, щурясь и шарахаясь от прямых лучей безжалостного, помноженного золотом стен и шпилей, светила.
Несмотря на целительную силу незнакомого благодетеля, эльфийка болела еще долгие месяцы, ощущая в душе зияющую пустоту, отторгающую окружающий мир и всю его новизну.
Ночами ей снились леса и Северное море, мама и новый дом у лесного озера, куда отец обещал перевезти семью совсем скоро... Время здесь, в золоченой клетке чужого города, казалось, не существовало вовсе, дни близнецами следовали друг за другом, а обиталище проклятой Элуной родни все больше напоминало виденную на ярмарке игрушку-шар, в замкнутом пространстве которого вот точно так же жил золотой город. И его обреченные на нетленность в золоте жители...
Больную и слабую, Шади к гостям не выпускали, позволяя вычурно одетым пришельцам издали созерцать скукоживающуюся фигурку девочки на тонкой легкой цепочке, впрочем, порвать которую было совершенно невозможно.
Темноволосый эльф давно покинул дом, образ его стал для малышки смутным воспоминанием, оживающим, стоило вслушаться в велеречивые беседы хозяйки дома. Но дочь Элуны никогда бы не созналась, что стала сначала разбирать отдельные слова, а потом, опасливо радуясь, — вникать в суть разговоров. Но если бы хоть кто-то из челяди или господ догадывался, что маленькая рабыня совершает ежедневные побеги...
Осторожные шаги эльфийки не преследовало даже эхо и она всем своим существом наслаждалась мгновениями иллюзорной свободы, как только обожествленное Солнце опаляло шпили города в закатном пожаре.
Нет, конечно нет, никогда она не сможет привыкнуть ни к этим ярким невесомым шелкам, ни к золотым побрякушкам, ни к изысканному ошейнику, напоминавшему о том бедственном положении, в которое Шади попала исключительно из-за собственного любопытства.
С каждым днем пленница старалась уйти как можно глубже в хитросплетения туннелей, связывающих охраняемую часть Серебряной Луны и ее великолепные руины, свидетельствующие о поражении. С огромной тщательностью Шади маскировала обвалившуюся лестницу и проход в пышном саду господского дома, посвящая дневные часы уборке и уходу за многочисленными экзотическими растениями.
Нанося на украденный пергамент свою карту, малышка осторожно отгоняла мысль о настоящем побеге — но не оставляла ее совсем, уповая на провидение и волю богини. Шепотки слуг, обрывки новостей — все это вселяло ужас и заставляло душу Шади трепетать и холодеть. Безжалостнее утратившего совесть и честь противника мог быть только тот, кто и душу оставил, влача существование хладным телом, привязанным к чужой воле.
Темноволосый Тэмар сражался с Плетью вдали от дома, стяжав славу и принося покой за золотые стены, однако, малышка чувствовала: гордая леди Велена больше радовалась успехам старшего сына, снискавшего иную славу и успех среди городской элиты, впрочем, как и иную благосклонность, о которой говорили боязливым шепотом.
Тэмиэль вызывал у Шади неприязнь, хотя и обезоруживал броской красотой. Его мягкие манеры пристали дипломату, но не воину, улыбчивые губы наверняка так же легко искривлялись в презрительной гримасе, а благожелательный и всепрощающий взгляд леденел, стоило его обладателю убедиться, что никто его не видит.
Как только пленница стала способна к труду, а хозяйка поместья утратила к ней кипучий интерес, удовлетворив жажду мести родичам показной поркой, Шади определили в крошечную комнатку в одной из башен, открытую всем ветрам и скупо обставленную. Там, в этом головокружительно высоком оплоте, она чувствовала себя почти в безопасности, возносясь к бледному лику луны ночами, когда меркла позолота и утрачивали свой кровавый цвет многочисленные драпировки и знамена. Одиночество с девочкой делило пресловутое чучело дракона, изрядно потраченное молью и припавшее пылью, но сохранившее вполне грозный вид.
Под одной из плиток пола было спрятано сокровище: за все это неподвижное бесконечное время Шади умудрилась составить весьма подробные карты, описания руин разделенной столицы кровавой родни, полу заваленных подземелий и скрытых в стенах галерей и лестниц.
Туника Тэмара совсем обветшала, но подвергать опасности свою итак ограниченную свободу эльфийка не собиралась, аккуратно складывая домашнее платье и облачаясь в щедрый дар охотника перед уходом на поиски приключений.
Вверенные ей обязанности Шади выполняла с энтузиазмом скучающего ребенка, и это развязывало многие языки. Слуги, чуравшиеся чужачки, вскоре перестали замечать ее присутствие, как сосуществуют рядом со слепыми или глухими — и вели всевозможные разговоры в ее обществе.
Конечно, миновала не одна луна, прежде чем девочка смогла признаться самой себе: она понимала все. И, сравнивая простой и скромный быт в тенистых лесах Тельдрассила, с трудом сдерживала слезы и накатывающее волной отвращение. Приторная тягучая золотистая патока затягивала в свой медленный водоворот все жизни и судьбы, обрекая высокомерных сородичей на замкнутый круг предопределенности. Они мнили себя властными и свободными, но даже она, дитя Элуны, познавшая меньше двух десятков вёсен, чувствовала оковы, скрытые в шелках, понимала ограниченности условностей и принципов, воспитуемых в неподвижном, застывшем обществе...
***
Жизнь города-шкатулки текла беззаботно и скучно. В дом леди Велены приходили одни и те же гости, перекатывая в свойственной свету велеречивой манере камушки сплетен — Шади же жадно ловила новости с границ.
Пресная ее жизнь изменилась в один из душных вечеров. Прислуживая господам, девочка уловила явный интерес со стороны статного воина — гостя Тэмиэля. Со смехом он что-то говорил, украдкой скользя взглядом по склоненной в подобострастной позе рабыне. Но аметистовые глаза, говорящие озера души Шади были скрыты, а в них плескалось отчаяние пополам с надеждой.
Воин рассказал, что в Призрачных Землях появилась застава Альянса, темно-синие шатры были расставлены по поляне, недалеко от речушки, а свирепые темнокожие охотницы верхом на гигантских кошках истребили всю нежить в нескольких милях вокруг лагеря.
У Шади бешено забилось сердце — ее родичи, всего в нескольких днях пути от золоченой клетки...
Стрелой неслась она к коморке в башне, преодолевая десятки ступеней со скрытой до поры ловкостью истинной дочери лесов.
Покосившаяся дверь была чуть приоткрыта, и девочка замерла, отчаянно пытаясь вспомнить, не она ли позабыла втолкнуть рассохшийся щит в покоробленную раму.
На узком топчане, аккуратно разложив складки ало-золотой мантии, сидел Тэмиэль, перебирая тонкими холеными пальцами страницы смутно знакомой книги. Он делал вид, что не слышит ни шумного взволнованного дыхания, ни шагов, замерших перед самым порогом. Он улыбался. Нежная, сливочно-белая кожа источала слабое свечение, золотые волосы создавали теплый ореол света вокруг чуть склоненной головы.
Шади глубоко вздохнула и толкнула створу, тотчас смиренно опустив взгляд. Паладин отложил книгу и поднялся, порядок складок мантии на мгновение нарушился, ткань каскадом сползла к полу, скрывая начищенные носки остроносой обуви. Эльф выпрямился и дорогая материя вновь заложилась все теми же ненавистными идеальными складками.
Пальцы, унизанные перстнями, сплелись в замок на уровне груди, словно бы этот жест действительно отражал сожаление творца в нарушении чужого уединения.
Эльфийка побледнела, стоило ей увидеть разложенные на потертом покрывале кусочки пергамента, части ее карт и записей.
— Благодарю за гостеприимство, — с улыбкой, безупречной и светлой, заговорил Тэмиэль, — Хотя, я ведь вторгся сюда без приглашения, не так ли, малышка? — Бархатный голос ласкал слух песней и Шади уже не могла оторваться от изумрудной бездны взгляда.
«Маленькая девочка стала угловатым подростком...» — отметил про себя паладин. Он видел ее обломанные ногти, неровно остриженные волосы, синяки и ссадины, разбитые коленки, ставшую маловатой одежду, стоптанную обувь...
— Подойди ближе.
Словно сомнамбула, она сделала несколько неуверенных шагов и замерла, соблюдая почтительную дистанцию. Тэмиэль шагнул навстречу, протянул руку и ощутимо сжал тонкое запястье пленницы, заставляя ее преодолеть оставшееся расстояние даже без ожидаемого сопротивления.
— Не притворяйся, что не понимаешь меня. — Упрек был мягок, скорее, это было снисходительным замечанием.
— Господину что-нибудь нужно? — Впервые Шади заставила себя произнести понятные, но чуждые своей гортани звуки, соединяя их в слова. В душе она истово молилась Элуне, прося сил, ведь все ее существо сейчас напоминало перетянутую, грозящуюся оборваться, тетиву.
— В какой-то мере да, дитя... — Тэмиэль едва сдержал желание пригладить спутанные лунно-серебристые пряди ее волос. — Ты ведь очень хочешь вернуться домой?
| 
1133
0
