Глава 1

Рука мягко и плавно опала, тонкие пальцы все еще сжимали стертую от времени кожаную рукоять короткой нагайки, с плоского окончания которой капала кровь. Снабженная острыми шипами, эта вещь переставала быть безобидной. Женщина опустилась на пол, позволяя занемевшим коленям разогнуться; оставаясь на холодной поверхности камня, она дрожала и тихо плакала. 

Боль наполняла ее окрыляющей душу радостью, сумасшедшим вихрем самых острых ощущений, стоило металлу в очередной раз разорвать тонкую белую кожу или зацепить едва затянувшийся рубец. Страсть будоражила молодое, полное сил тело, хранящее скверну истаявшей сладкой пьяной ночи. Молитвы она почти стонала, смахивая слезы с длинных ресниц, поскуливая от истомы, подаренной послевкусием боли и жадно глотая напоенный фимиамом и ладаном воздух кельи. Пальцы касались вздувшихся кровоточащих полос на боках и обнаженных бедрах, ощущая липкую влажность, ловкий язычок смаковал сочащуюся рубиновую влагу, скользя по пальцам и ладоням следом за пряно пахнущими ручейками.

Над Севентой вставало солнце, осуждающе заглядывая в узкие стрельчатые окна уютного монастыря, отданного сестрам Фамулус. 

Соллемния чутко прислушалась, все еще оставаясь на мраморных плитах пола, — ее сестры, едва рассвет забрезжил, уже торопились в часовню — новый день и новые молитвы Владыке Золотого Трона вместе с баюкающими хорами служек возносились под купол монастырской часовни. Ее покаянию никто не осмеливался мешать — канонисса слыла серди своих наперсниц образцом истинной верующей, перед силой ее речей и волей благоговейно склонили голову церковники, а сестры считали высшим почетом стоять в карауле у дверей ее кельи, прислушиваясь к исступленным крикам и чередующимися с ними отрывкам из писания, молитвами и восславлениями, столь истовыми, что многие считали Соллемнию святой.

Канонисса воспряла с пола и остановилась в луче слабого света. Тренированное тело, вызвавшее ужасающие приступы зависти у местных аристократок, сейчас приятно болело. Ладони, все еще перепачканные кровью, исчерпывающе скользнули по предплечьям, вызывающе вздернутой груди, откликнувшейся на мимолетное касание восхитительными мурашками и мгновенно отвердевшими сосками, чуть выпуклому животу, достигая сочленения бедер. Густая капелька скатилась по внутренней стороне бедра, застывая на коже. 

Узкая койка в углу кельи была пуста и даже не примята, сохраняя запах чистоты. Лишь на белоснежных простынях, впрочем, как и на полу, каменных полках и подоконниках оставались следы расплавленного воска десятков свечей. 

Накинув на истерзанное покаянием тело просторную тунику, Соллемния вышла из своей обители, вдыхая иные ароматы — сад вокруг монастыря цвел и это буйное цветение дурманило не хуже листьев лхо. Лучи утреннего светила крались по мощеным дорожкам и крышам построек, медля окунуть в свой свет одинокую фигуру женщины на галерее, лишь свежий ветерок ласкался к распахнувшей объятия утру канониссе, насыщая ее глубокое дыхание. 

События минувшего истаявшего дня, проведенного в обществе патронессы монастыря и наперсницы самой Соллемнии, леди Сапфер, ложились на дно сознания, вызывая улыбку на губах женщины. Жизнь вдали от догматичной и косной Офелии VII была куда более привлекательной, открывались тысячи возможностей и утолялись любые интересы, сочтенные наставниками Схолы Прогениум ересью. Молодая канонисса не видела ничего ужасного в том, что имела возможность наставлять людей в искренности и чувственности — эти дары были угодны мудрому и страстному божеству, вытеснившему мумифицированное подобие из ее разума и сердца... 

Церковный служка, совсем юный мальчик с редким и таким мягким пушком на подбородке и тонкой шее, спешно подобрался к улыбающейся своим мыслям Соллемнии и почтительно склонил голову, украдкой любуясь вызывающими обжигающий румянец формами благой посланницы Эклезиархии, скорее, подчеркнутые белоснежной тканью, льнущей к груди и крепким бедрам, нежели скрывающей что-либо. 

— Ты что-то хотел? — Канонисса говорила мягким, глубоким голосом, теплыми интонациями напоминающим прикосновение.

— Ваша купель готова, госпожа. После восхода исповедник, преподобный Серафис будет ждать вас у себя, его тревожат волнения в городе, госпожа. — Мальчишка сглотнул, наблюдая, как женщина медленно разворачивается к нему, собственной грацией едва не сводя его с ума. Смотрел он на Соллемнию, как гвардеец на карнифекса — разве что, с дурашливой полуулыбкой, заискивающе, обожающе-испуганно. 

— Чем ты тут занимаешься? — Рука канониссы словно невзначай поправила и без того вызывающий вырез туники, позволяя ему опуститься ниже. Слабый свет солнца окрасил кожу в золотистый цвет, придавая явленным прелестям еще больше притягательности. 

— Я-яя-ааа... — Служка вытаращил глаза и замер соляным столбиком, — С-ссса-аадовник... 

— Розы Императора увяли под окнами моей кельи, но цветут тут повсюду... Неужели ты решил лишить меня сиего благословения и красоты? — Женщина подошла совсем близко, склонившись к мальчишке и приблизив свое лицо к его покрасневшей мордахе. — Явись сегодня на закате и исправь, а прощение заслужишь, если совьешь венок для алтаря и принесешь ко мне. 

Юноша только и смог, что слабо кивнуть, ловя губами близкое сладковатое дыхание и откровенно пялясь в вырез туники. Молодое тело реагировало совершенно недостойно будущего служителя храма, но сейчас, в этой благой близости, в этой золотистой ауре прекраснейшей благословенной госпожи... 

Канонисса плавно скользнула в сторону, оставляя своего юного собеседника размышлять о будущем, а сама отправилась в купель, расположенную в глубинах сада. И она сама, и ее сестры вечерами часто собирались там, в тиши сумерек вознося самые искренние молитвы и утешая взгляды простой красотой природы этого уголка. 

Прохладная вода манила ее, как живительный для всего цветущего дождь. Пропитанная кровью ткань скользнула к ногам своей владелицы, еще раз приятно взбудоражив ее естество мягким прикосновением. Соллемния погрузилась в прозрачные струи, и, устроившись у бортика, прикрыла глаза. 

Несколько томительно-сладких секунд покоя — и снова торопливые шаги. На этот раз таинство было нарушено одной из сестер, Габриэллой, самой младщшей, удивительно некрасивой, но умной девушкой.

— Благословен Императором новый день, сестра Соллемния, — девушка присела рядом с купелью и протянула канониссе два тонких кожаных футляра с набивными рисунками. Та бережно приняла их и коснулась посланницы нежным всепонимающим взглядом — он ей особо удавался. 

Первое письмо было с вестями от наставницы с Офелии VII, сообщающей ей о том, что отчетами с Севенты довольны не все и Инквизиция что-то измышляет. Подобная доверительность была результатом многих усилий со стороны молодой канониссы — и она приносила плоды. Второе же послание было от леди Сапфер, укоряющей свою компаньонку в поспешном уходе с давешнего мероприятия и желающей лицезреть ее не позднее ближайшего вечера. К письму прилагалось официальное приглашение на веленевой бумаге с гербовой печатью. 

«Как любопытно... Лорд Амис собирал весь свет общества Севенты, приглашая почествовать возвращение его внучки и наследницы. Неплохой шанс пополнить свои сведения по этому славному семейству...» — Соллемния улыбнулась неявной, но обворожительно-многообещающей улыбкой своим мыслям. 

— Благодарю, сестра Габриэлла. Я скоро присоединюсь к сестрам в храме. Сегодня нам предстоит много дел.