|
Оберграут подошёл к слуге и принял посылку из его рук.
— Миледи, — криговец остановил подходящую нему Тэмру. — Это может быть опасно. Отойдите подальше. Лейтенант, ко мне.
Выживший при штурме кабака в подулье, хромая подошёл к полковнику и взялся за крышку, повинуясь немому приказу.
Взрыва не произошло. Вообще ничего не произошло.
Внутри, на неопрятной тряпице бурого цвета, лежал маленький камешек, гладкий, поблескивающий росной слезой, однако, имеющий глубокий темный цвет. Он рождал звуки, точнее — пел, едва слышная мелодия постепенно растеклась по комнате, навязчиво проникая в сознание.
Оберграут осторожно взял «подарок» и поднял на уровень глаз. В ту же секунду округлый камешек скользнул из пальцев криговца и, удерживаясь в воздухе какой-то необъяснимой силой, поплыл в сторону леди-инквизитора.
Психо 87123 достал и развернул небрежно втиснутую в шкатулку ткань. В ту же секунду слугу, принесшего шкатулку, стошнило. Тряпкой оказалось снятое, разрезанное посередине и заштопанное грубыми стежками лицо Яна фон Кэйза, улыбающееся теперь в руках лейтенанта.
Женщина, созерцавшая всю эту пантомиму, резко отшатнулась, но, нужно было отдать ей должное — в обморок не грохнулась, хотя перестала совершенно напоминать живого человека — на бескровном лице жили лишь лиловые глаза, наполненные каким-то почти животным страхом.
«Посылка» зависла на уровне лица, источая разрывающее душу пение, о гармоничности которого судить можно было лишь лишенному здравого рассудка существу. Рука леди-инквизитора метнулась к приоткрытому рту, но крика не последовало, придушенный стон, — она прекрасно знала, что за вещица маячит перед ее глазами, она не просто видела подобное, но и хранила камень души одного из эльдар, в качестве оберега, в качестве напоминания о друге... Этот же артефакт по меркам любого человека, вещал на знакомом, даже слишком знакомом Тэмре языке. Она внимала певучим словам, зрачки глаз расширялись, пока не заняли всю радужку. Где-то на периферии женщина видела расплывчатые фигуры криговцев. Теперь она точно знала, куда попал ее дознаватель и куда следует прибыть ей. По спине пополз липкий холодок страха.
— Миледи? — Оберграут подошёл к побелевшей Тэмре и, подхватив инквизиторшу, настойчиво подтолкнул её к кушетке. Полковник до конца ещё не определился, как следует относиться лично к фон Классэн, но умереть не на поле боя Тильман не мог себе позволить. Никому из Корпуса Смерти Крига. Криговец должен родиться оружием и умереть, как оно. Без компромиссов.
Тэмра, сфокусировавшись, наконец, на скрывающей лицо Тильмана маске, вцепилась в удерживающие ее руки так, что побелели костяшки пальцев. Ей было плевать, что кто-то видит ее страх, потому что она действительно его испытывала, как ребенок — жуткий кошмар, который преследует много лет. Женщина искала поддержки, она искала опоры, ей нужно было хоть что-то, чтобы этот ужас, вползший в реальность хотя бы отступил. — Тиль... — Голос инквизитора был тихим, усталым, бесцветным, — Сегодня ты будешь со мной, останешься, не по уставу, Тиль, мне страшно...
Камень стих, скользнув в ладонь Тэмры.
— Я должна помолиться за душу верного слуги Императора и с почестями проводить его останки к Владыке Золотого Трона, в лоно Его немеркнущего света. — Добавила она намного громче, со звенящей в голосе злостью.
Лейтенант покинул комнату, отправившись получать положенную медицинскую помощь, двери за его спиной закрылись.
Тэмра проводила взглядом этого живого свидетеля и вздохнула, пытаясь выровнять дыхание. Сказанные Тильману слова разжигали в ней любопытство и стыд. Она, конечно, крутила жизнями и судьбами, иногда — чисто из развлечения, иногда — иного выхода не было, но бывало и так, что могла быть по-настоящему благодарной и даже привязанной. Конечно, если вспомнить, как она сошлась с Василием, предположить какие-либо отношения было бы просто смешно, но не всегда свита инквизитора фон Классэн была столь скудной.
Из тех, у кого по жилам бежала кровь, в живых оставалась только Мэлинн. Сейчас Тэмра чувствовала тепло руки еще одного человека, судьбу которого держала в своих тонких пальчиках. Дверь в покои леди-инквизитора были надежно закрыты, слуги — предупреждены — еще одного неожиданного визита хозяйка, пусть и временная, не потерпит.
Женщина мягко, но настойчиво заставила своего вынужденного телохранителя избавиться от маски, замерев перед ним, хрупкая, кукольная, капризная и дрожащая от страха, все еще сотрясающего спазмами ее сознание.
— Знаю, что не по уставу. Мне по уставу полагается быть бесчувственным и лишенным эмоций поленом, штампующим смертные приговоры любому, кто заподозрен в сношениях с ксеносами или внезапно ксеносом является... Мне вообще нельзя сожалеть или жаловаться. Тиль, — инквизитор подошла ближе, тонкие руки обвили мужчину, личико уткнулось в мундир. Плечи Тэмры вздрогнули, а когда она соизволила взглянуть на Тильмана, в глазах стояли самые настоящие слезы — такое она себе позволяла лишь при механикусе, тому было то ли все равно, то ли он считал, что от его присутствия шансы успокоиться у инквизитора существенно возрастают.
Лицо ротного было хуже маски, на ощупь бледная кожа немного напомнила Тэмре пергамент. Приподнявшись на цыпочки, леди-инквизитор закинула руки на шею Тильмана, а пухлые губы коснулись его губ, так осторожно, словно бы она приняла какую-нибудь отраву. Никакого отклика. Даже слабой попытки обнять льнущее к нему тело. Слезы прорвали барьер терпения, скатившись прозрачными капельками по обеим щекам Тэмры, исчезая где-то под волосами. Леди-инквизитор отступила, впервые сожалея, что ноги стискивают неотъемлемые кандалы сапог.
Шаги были неуверенными, походка — шаткой, уверенности более не было. Но она понимала, что едва не совершила худшую глупость в своей жизни. Оборачиваться не хотелось, она просто застрелилась бы, взгляни она еще раз в ледяные голубые глаза Оберграута.
«Прости. Я заигралась в создателя. Я просто заигралась, а когда испугалась, позабыла, что моя жалкая душонка не стоит даже толики минуты ваших простых жизней, вашей простой мудрости и верности. Прости меня...»
— Ожидайте меня здесь, или в своем покое, я свяжусь через Мэлинн. Василий сможет вам помочь в любом случае, — резко развернувшись, прихватив на ходу плащ с глубоким капюшоном, фон Классэн выскочила из отведенных ей покоев.
Василий сможет удержать ее охрану, он сможет найти с десяток отговорок и осадить любых любопытствующих. В ладони инквизитора снова был камень души, оба пистолета оттягивали широкий ремень, охватывающий бедра. Встреченные в коридорах резиденции губернатора гвардейцы вздрагивали при дробном перестуке каблуков, замечая быстро передвигающуюся фигурку леди Тэмры, гостьи и представительницы устрашающего Ордоса...
В голове ее еще звучали отголоски напевной речи эльдара, и она, даже не представляя, куда именно идти, шла по наитию, ведомая образностью, свойственной только проклятым ксеносам.
Сколько прошло времени, прежде чем женщина добралась до спуска на ярус ниже блистательного аристократического сектора, ей было неизвестно. Богатая одежда и инсигния на шее лишали желания задавать вопросы, инквизитор лишь изредка останавливалась и откидывала с лица шарф, в спешке накинутый ею, проверяя, не появились ли на нем следы предательской слабости. Мысли крутили вокруг сцены в ее покоях, воспоминания уже с трудом отталкивались в глубину сознания. Эльдар знал, кто она, она с ужасом осознавала, что знает, кто он.
Добравшись до поста арбитров, Тэмра в приказном порядке заставила отвезти ее в самые недра, а достигнув дна, избавилась от сопровождающего ее служивого, перерезав тому горло. Вопросов ей не зададут: это — подулье, смерть здесь дело пустяковое, тем более для того, кто представляет ненавистную власть.
Тело арбитра кануло в канаву, фигурка в плаще слилась с тенями съежившихся хибар, плотно прилипших к стенам яруса, наползающих друг на друга, просевших под деформировавшимся куполом. Десятки тысяч существ обоих полов сейчас боролись за выживание здесь. Отчего-то Тэмре было легче именно здесь. Кулуарные интрижки выглядели куда как более опасно, смерть от ручонок аристократических убийц была явлением обыденным, а в подулье... Здесь шла борьба. Буквально за все, чем обладали, но в чем не нуждались властные мира сего. Взгляд леди-инквизитора скользил по слоняющимся обитателям подземелья, представлявшим совершенно иной зоопарк, лишенный утонченности и аугументики. Уродства были настоящими, увечья — тяжелыми, порок — явным, жажда — честной, а действия смелыми.
Затолкав инсигнию за вырез рубашки, Тэмра шагнула в темнеющий проулок, обогнув двигавшихся навстречу людей. Сейчас она была никчемна и слаба. Сейчас она была не всемогущим инквизитором фон Классэн, а испуганной женщиной с едва выдерживающими нервами. Пальчики сжали рукоять кинжала, и она двинулась дальше, выискивая кого-либо, способного пояснить о местонахождении искомого заведения. Данные оставались у Тильмана и лейтенанта, задавать вопросы и исчезать после них — вызывать подозрения у криговцев, да и не отпустил бы ее ротный разгуливать здесь в одиночку.
Проклятый гомункул не станет освежевывать ее еще раз, — так думала незваная гостья, хотя утешением это предположение все равно не служило. Проплутав по закоулкам и натерпевшись всех видов страха и брезгливости, Тэмра обнаружила у стены одного из зданий скрючившуюся фигуру какого-то попрошайки.
— Эй, — носок сапожка толкнул человека в грудь, отчего тот откинулся на стену, жалобно завывая, — Заткни пасть и получи от священной Инквизиции шанс отправиться к Императору быстро и без боли.
Убогий что-то проныл, не отрывая взгляда от сверкающих стальных каблуков высоких сапожек.
— Говори, как добраться до притона Валинова, того, что разорили арбитры с несколько дней назад, — Тэмра легонько пнула человека в бок, упреждая нечленораздельное нытье, которое начинают все, в надежде вымолить что-то сверх того, что еще даже не обещано.
— Госпожа недалеко, госпожа почти пришла, там вверх по улице нужно, до стены с граффити, госпожа не ошибет... — Тэмра стряхнула капли темной крови с кинжала, столкнув тело попрошайки с ящика в тень.
Торопливо пересекая даже слабо освещенные лабиринта, леди фон Классэн добралась до отмеченного вульгарным художеством дома, а рядом узрела и двухэтажную хибару со следами копоти, окружающими кривые оконные проемы и куски бетона, выдранные из стен взрывом.
А окрестности были подозрительно пустынны, даже шорохи довольно оживленного сектора здесь словно в вакуум падали. Леди-инквизитор вдохнула воздух, словно в последний раз — и медленно приблизилась ко входу в разрушенное заведение. Очевидно, что владелец кабака счел за лучшее покинуть прогоревшее дело, но все же женщина кожей ощущала чье-то навязчивое присутствие. Камень в ладони пульсировал. Окунувшись в полумрак внутреннего помещения, Тэмра сделала не более двух десятков шагов прежде чем ее хрупкое тело было перехвачено и вздернуто куда-то вверх.
*** Босые ступни приятно холодили мраморные плиты пола. Она бежала вперед, откликаясь звонким смехом на зов единственного родного и любимого существа, простирающего к ней руки, — слабые еще детские ножки напружинились и залу огласил звонкий смех, в фиалковых, бархатных глазах ребенка отражался теплый полуденный свет, лившийся в распахнутые окна... Теплые руки удерживали ее недолго, хотя и стремились продлить хотя бы для ребенка эту нежность — бабушка отпустила девчушку на пол, отступивши.
«Отчего же так печальны твои глаза? Почему ты прячешь соленые капельки? Почему отворачиваешься от меня? Разве я не была послушной? Разве меня сегодня еще не хвалили учителя?»
...Даже когда разбитая коленка кровоточила, а девочка прикусывала губу и сопела, только бы не разреветься в голос, бабушка стояла поодаль, позволяя сервиторам и прислуге заниматься единственной наследницей дома фон Классэн.
...Преподавателя музыки вынесли из классной комнаты в глубокой обмороке, а малышка Тэм едва не раздирала острыми коготками бледную кожу рук, дрожа в уголке, покинутая всеми в этой не первой далеко суматохе... Пожалуй, скоро в Геликансом субсекторе не останется желающих учить отпрыска этого рода... Да и роду тоже придет конец...
«Леди так себя не ведут! Ты используешь людей, ты калечишь их, а ведь к своим куклам ты относишься куда лучше,..» — Жалобный звон разбиваемой посуды и скверная улыбочка, портящая юное личико.
Сколько она плакала над телом Маркуса? Ей казалось, бесконечно, но ведь даже сам Император уже не смог бы вернуть искру жизни в милого юношу, чьи музыкальные пальцы еще бесконечные времена назад сжимали руку Тэм, уверенно и решительно.
Судороги, кровь горлом, носом, лопнувшие сосуды, рваный пульс и бессмысленное выражение глаз, крик, от которого леди фон Классэн будет просыпаться еще много лет и обнимать несуществующее тело рядом, в гигантской холодной постели.
Урод. Маленький обворожительный уродец, забирающий душу. Или это ты, Тэмра, билась головой о стену? Тебя привязывали к кровати, убаюкивая лошадиными дозами успокоительного? Сколько их в бездне души твоей плещется? И есть ли у тебя душа?
«Но для чего-то же я создана такой?!» — И сама смеется на нелепое наивное заявление. «Ты еще скажи, что Император тебя любит!» «Меня любят, бабушка...» «Ты едва не убила ее». «Маркус, он ведь хотел просто...» «Ты убила его». «Но Мишель и Сэлара...» «А, это те забавные близняшки, играющие теперь в свои игры у Золотого Трона?» «Меня любят!» «Мертвым все равно, Тэм, как и живым. Ты используешь — тебе отдаются, потому что боятся. Ты очень удобно выбрала путь, ты хищник, который может безнаказанно брать то, что сочтет нужным». «Я не принуждаю, я осталась одна!»
...Залитый теплым полуденным светом кабинет сменяется дырой, непроницаемой для взгляда, в которую падаешь и даже не пытаешься удержаться за быстро удаляющиеся края, но все вокруг неоднородно — мрачная пестрота, она осязаема, она — лилово-черно-бурая, ржавая, с россверками, с тупой ноющей болью в спине, с мелодичным голосом, сливающимся с собственным, а какие были взгляды...
«Что можно увидеть, заглянув в уже вырытую могилу? В непрозрачную муть гнили и отрицания? Испытывать брезгливость невозможно, ведь так же ты смотришь в собственную душу, в ней больше нет очищающего света, малышка Тэм. Кто тебе нужен?»
В сознании всплыл образ, настолько нечеткий, что даже усилия, казавшегося колоссальным, не хватило, чтобы выхватить из сумрака нечто большее, чем бледное пятно лица и мимолетный взгляд почти черных глаз.
Женщина почти пришла в себя, боясь, однако, пошевелиться. Что стало причиной ее недолгого, но эффектного полета, она не знала, но плащ разодрало об бетонное крошево, рубашка на спине набралась теплой влагой, свезенные ладони саднило, скрывающий лицо шарф сполз под подбородок и едва не душил, а в затылке билась и пульсировала боль.
***
Верект похлопал Тэмру по щекам, хлестко, не без удовлетворения наблюдая за тем, как осмысленность во взгляде инквизитора сменяется ужасом.
— Фон Классэн. Давно не виделись.
Тэмра едва не задохнулась. Она наверняка спала — кошмар, пережитый, поблекший, теперь в самых что ни на есть реальных красках и декорациях вновь был перед ней. Инквизитор вновь закрыла глаза и спешно, сбивчиво зашептала молитву Императору. Ну не могло это снова быть реальностью... Она знала, куда шла, но она шла туда по собственной воле, она шла заключать сделку, а не просыпаться в цепях и ощущать лишь собственную беспомощность... Нет, тогда, годы назад, она еще храбрилась, даже не представляя, на что способен ксенос, он казался ей интересным, отнюдь не безобидным, но методы и перспективы, еще не опробованные на себе, завораживали...
Стоило напрячь руки, как чувствительную кожу засаднило, словно в нее впились тысячи крошечных иголочек. Женщина охнула и прекратила даже слабые попытки освободиться. По рукам текли теплые струйки крови.
Лицо эльдара оставалось точно таким, как и в ее кошмаре, хотя тогда она видела только его глаза. Всматриваться в них было столь же опасно, как созерцать варп, разрывая его пространство кораблем. Опасно... Но Тэмра не могла совладать с собой, она слышала странную, древнюю песнь, она даже пыталась понять ее, блуждая во взгляде того, кто стоял теперь напротив ее слабого тела. Все остальное плыло перед глазами, то окунаясь в неясный свет, сочащийся неровным лучом откуда-то сбоку, то исчезая в тенях.
Гомункул сейчас не улыбался. Стол позволял повернуть прикрученную к пропитанной кровью поверхности женщину вертикально и заглянуть ей в глаза. Садист подозвал одного из остовов.
— Итак, я знаю, зачем ты явилась, — в руку с длинными тонкими пальцами легла пробирка с образцом яда. — Спасибо, Ян. Мон’кей, ты же узнала своего помощничка?
Остов вышел в тусклый луч света — лицо дознавателя было узнаваемо, хоть и лишено кожи.
— Твоё счастье, — Продолжил тёмный эльдар, — что я всегда храню свои яды... Что-то тебе не особо комфортно... Ян, затяни потуже.
Остов сделал два тяжёлых шага и крутанул колесо, наматывающее на грубый ворот цепи. Мелкие кривые и острые крючки, коими были снабжены оковы пленницы, вонзились в плоть инквизитора.
— Забавно, правда? — Верект наконец улыбнулся. — Он вернее мне, нежели был тебе. Хотя я знаю его всего ничего... Ну да ладно. Вернёмся к делу, мон’кей.
Он говорил, говорил голосом тягучим, гулким, хотя интонация его была презрительной, пренебрежительной, но в то же время эльдар явно испытывал гордость своим творением.
— Удивлен, что я до сих пор жива? — Пересохшие от испуга губы женщины едва шевелились, однако, говорила она на абсолютно правильном языке, лишенном даже убогой крохи людского акцента, — Как видишь, я оказалась крепче, в воле Императора сохранить мне жизнь.
Очевидно, слова инквизитора были неприятны, цепи подтянули, кровь из запястий потекла сильнее, Тэмра прикусила губу, крепко зажмурившись. Эльдар был прав, пока во всем прав. Но даже не боль, и не беспомощность заставили женщину тихо взвыть — открыв глаза, она увидела того, кто совершенно недавно был ее помощником, наивным, неуклюжим, но оптимистичным дознавателем, который с ее помощью вступил бы в ряды полноправных инквизиторов уже в конце цикла.
Отдышавшись, чуть отвернув голову, инквизитор вымученно выдавила:
— Чего ты хочешь? В моих силах дать тебе многое, то, что нельзя купить за все деньги, выпотрошенные у твоих рабов... — Тэмра старалась найти оправдание своему поведению, но находила лишь одно — слова самого ксеноса. Он был нужен ей, чтобы выжить, а что она была готова отдать за собственную жизнь? И насколько эта жизнь была ей нужна? И нужна ли? Сейчас, пожалуй, нужна... Хотя, подобное замечание было продиктовано исключительно новизной положения и еще не раскрытым секретом порученной миссии... Отчасти — нераскрытым секретом одного человека. Но сейчас же эти мысли нужно было просто выкинуть из головы. Свою слабость стоило переживать наедине с самой собой. Свое влечение — тем более. А уж давать ксеносу повод всадить очередной крючок в нее и потом дергать за ниточку совершенно не хотелось.
— Думаю, тебе нужна власть. Тебе нужен тот, кто повыше заплывшего жирком владыки этого шарика, не так ли? Связи, возможности, способные скрыть от посторонних глаз даже упоминание о тебе. Я могу дать тебе это. Я могу откупить тебя даже у Императора, если потребуется. — Она вовремя прикусила язык, эмоции уже душили ее, сжимая горло спазмом — эта слабость всегда портила любую выгодную сделку — этот страх, с которым женщина не могла справиться. Страх за то немногое, чем Тэм еще дорожила и что скрывала, защищала и прятала от внешнего мира.
Гомункул ухмыльнулся и передал яд в протянувшуюся из стены руку, принимая от неё же другую колбу и тончайшее лезвие, изогнутое волной.
— Красивый рисунок, фон Классэн, — отметил гомункул, проведя длинным тонким пальцем по узору вокруг глаз инквизитора. — Имеет какое-то значение?
Лезвие-скальпель мелькнуло перед лицом Тэмры, остриём направленное в глаз, остановилось в невероятной его близости.
— Не ваш лживый божок решает, сколько тебе жить, — скрипнул изувер, — Это решаю я.
В лабораторию вошла тёмная эльдарка.
— Отец, — напевно произнесла она, — я принесла то, что ты требовал.
Верект удовлетворённо кивнул, даже не глядя на дочь. Остовы подняли трон из кости и поднесли его специально для гостьи. Лламея села, закинув ногу на ногу.
— Мон’кей, ты, безусловно, всё сделаешь, — констатировал факт Айсфир, хватая пальцами с острыми, но коротко стриженными ногтями инквизиторшу за подбородок. Остов-Ян, державший переданный ему открытую бутыль, поднёс ее прямо под скальпель хозяина, — Но я хочу быть уверенным в этом.
Гомункул обмакнул клинок в яд, лишь болеусиливающий, и вонзил в узкую линию татуировки, осторожно разрезая тонкую кожицу.
— Моя дочь принесла экстракт ужаса, — приговаривал Айсфир, — но чтобы он действовал, нужно попасть в кровь.
Верект-старший нанёс фигурные царапины, не планируя ничего вырезать, лишь подновить кроваво-алым цветом рисунки вокруг глаз будущей «напарницы».
— Так решай уже, эльдар, — прошипела Тэмра, расширенными глазами следя за блестящим лезвием клинка. Она не испытывала страха, она испытывала животный ужас — такова была ее природа, а оружие, тем временем коснулось тонкой кожи, вызвав у женщины слабую попытку дернуться и болезненный вздох. Спазм уже перехватил горло, не позволяя кричать. Боль была острой и тонкой, ошеломляыющей, ослепительной, словно бы из всего мира вокруг краски были вытянуты и теперь сконцентрированы именно у острия клинка, медленно раскрывающего алую полосочку в недрах темной линии татуировки. Дыхание внезапно участилось, сердце забилось гулкими оглушающими ударами, однако, Тэмра снова лишь вздохнула и прикусила губу до крови — скрученные запястья ранили лезвия, стоило ей податься прочь от своего мучителя.
Верект-младшая встала с трона, раскрыв сумку из человеческой кожи и извлекая пробирку с синеватой жидкостью. Айсфир отступил, давая возможность Рабенне пройти к жертве. Лламея открутила крышку пробирки и вылила на пальцы немного жидкости.
— Расслабься, красавица, — пропела она Тэмре, втирая вызывающий ужас экстракт и размазывая кровь по лицу, — Это не продлится слишком долго...
Рабенна отошла от фон Классэн, вставая рядом с отцом. Изувер поглаживал себя указательным и большим пальцем по подбородку.
— Я просто хочу быть уверен в рычагах давления на неё, Рабенна, — проскрипел гомункул, отвечая на немой вопрос дочери.
Только спустя бесконечный миг, какую-то немыслимо длинную секунду стало совершенно не важно, насколько больно было ей от прикосновения тонких пальцев, звуков голосов, изменчивого цвета...
Было ли это мгновение воспоминанием? Вряд ли, ей просто освежевали душу, обнажили ее, со скрупулезностью хирурга разглядывая нутро, примеряясь к перетянутым струнам нервов.
Боюсь... Что есть страх, Император сладчайший? Утрачу ли красоту, тобой подаренную, то очарование, которое я отражаю в великолепных зеркалах твоих храмов и дворцов? То благоговение и трепет, что я вижу в глазах иных, греющихся в лучах моей благосклонности?
Мелочная сука... И там, там, вот стоит повернуть твою прелестную головку, — там стоит тот, кто поплатился за заглядывания в твои глазки, кто потакал твоим никчемным желаниям и следил за каждым шевелением твоей гниющей душонки... Сколько еще?
Для кого страдалицей будем на этот раз? Кому ты будешь изливать свои опасения и параноить, забиваясь в угол постели? Кому ты нашепчешь свои тайны, чувствуя прямо-таки садистское желание облегчить собственное сознание? А потом так ненароком раз — и хладная куколка будет поломанной в твоей коллекции. Ты еще для приличия посожалей...
Тэмра уже не видела ни лиловых глаз эльдара, ни склонившихся к ней силуэтов — она все-таки закричала, упустив эфемерную опору из-под пальцев, соскальзывая сознанием в бездну собственных стен, углов, лабиринтов и теней прошлого.
Тело женщины напряглось и конвульсивно дернулось, из-под удерживающих ее руки цепей снова потекла кровь, разбавляя побуревший узор на запястьях. Тэмра распахнула глаза, и зрачки расширились, заняв всю радужку. Десятки, сотни лиц проданных, преданных, переступленных обутыми в высокие сапожки ножками, проломленных каблучками — все для блага Империума или для своего... блага?!
Значит, боишься все-таки, что Император не подпустит такую дрянь одесную своему трону? Ты не отмоешься в лучах золотого света. За тебя некому попросить. Кому не все равно? Из тех, кто слепо следовал за тобой, питая к тебе чувства доверия и дружбы, даже любви, не осталось никого. И так ли ты уверена, что встреться ты с ними на той стороне, ты будешь великодушно прощена за то, как ты поступила с этим самым доверием? С дружбой? Где же твой обожаемый Маркус? О, да ты просто увлечена слишком многим и слишком многими, чтобы иметь теперь представление о ценности.
Неправда!
А если поинтересоваться у того скромняги-криговца? Ты разве перед чем-то остановишься, когда восстановишь покой в своей душонке и перестанешь опасаться за очередной приступ?
Я не хотела...
Ой да неужели?! А потом... Дай-ка подумать, он бы умер? Нет, банально. Он бы стал еще одной преданной куклой с твоим извращенным пониманием чувств и долга. И будет в твоей каюте, в твое постели, ровно до того момента, как ты не присмотришь кого-нибудь еще. А потом — на полочку, под стекло. Вспоминать будешь не чаще раза в столетие, зато за вином и ностальгическими потрахушками. Если он не пустит себе пулю в висок раньше.
Он не будет...
Будет. Как и этот, на кого ты пускаешь слюни с самого прилета. Очень удобно. Особенно хороша та часть, в которой ты убежденно будешь рисковать ради кого-то жизнью, умолять Императора, биться в молитвенном экстазе и опасаться, что игрушечку все же заберут. Капризное дитятко.
Я сумею защитить своих людей!
Очень своевременный протест.
Тэмра скулила и выла. Коготки скребли столешницу. Ужас от того, что она подвластна уродству сменялся паникой и безумием вины, пусть она уже и была зажившей раной, пальцы эльдара умело разбередили ее и потоки сомнений и сожалений теперь струились изысканным курением, сливаясь с криком мучительного непонимания и неприятия. Разум силился понять, когда она успела стать таким чудовищем и была ли на самом деле этим — она. Сердце охватила ледяная рука, сжав до такой боли, которую невозможно было перенести. Усиленные ядом ощущения становились столь яркими, что нереально было бы даже постараться доказать себе, что все всплывающее в сознании — истина или ложь.
Я не повторю ошибок... Я клялась в этом на ступенях храма на Терре, я клялась тебе, Владыка, что не убоюсь сложностей и буду следовать своему пути. Я хочу оставаться человеком...
Ты уже их повторила, не раз даже. И будешь повторять, если тебе позволят. Тебя раскусят и четвертуют. Твои потакания собственному самолюбию, уверенности в безнаказанности должны быть когда-нибудь наказаны. А раз ты не понимаешь доводов разума, следует тебя бить.
Император милостив, он ведает, что я творю на благо...
Милостив? Только не к таким, как ты, похотливая самоуверенная тварь.
Дыхание леди-инквизитора стало опасно-отрывистым, со свистом покидающим грудную клетку. Губы приобрели синеватый оттенок. Если была ведома кому-то смерть от раскаяния ужаснувшегося своей личине — то была именно госпожа Тэмра фон Классэн. Она умирала, но сопротивлялась, как и положено любому злоумышленнику, хранящему надежду на то, что воздаяние отложат, позволив или не досмотрев шанс довести начатое до конца.
Верект-старший стоял с прикрытыми глазами и чуть запрокинув голову, наслаждаясь стонами и ужасом Тэмры фон Классэн. Рабенна обреталась подле и облизывала губы, так же получая свою дозу наслаждения.
Айсфир распахнул фиолетовые глаза и широко шагнул к столу, взяв из подающей руки в стене зеркало в красивой резной раме. Мон’кей открыла глаза и недобро улыбающийся гомункул поднял блестящую личину, показывая надрезы на ее лице. Тэмра замерла в немом ужасе. Верект склонился к уху женщины и отчётливо сказал:
— Я знаю, фон Классэн, чего ты боишься. И я знаю, что тебе нужно.
Верект отступил, показывая противоядие своей пленнице.
— Здесь доза, которая позволит тебе жить прекрасно неделю. — Вмешалась лламея, тонкими пальчиками поигрывая отданным ей отцом скальпелем. — Так что для комфортного влачения своей жизни тебе необходимо работать с нами. Плодотворно работать.
Айсфир отошёл от стола, пропуская дочь к подрагивающей жертве. Рабенна с размаху влепила пощёчину инквизитору и заставила взглянуть на себя, удерживая подбородок Тэмры в цепких когтистых пальчиках. Гомункул раздражённо передёрнул плечами и скривился в отвращении.
Остов ослабил хватку цепей, фон Классэн скатилась по наклонной поверхности стола на грязный липкий влажный пол, оставаясь стоять на коленях.
— Один из компонентов противоядия, — продолжал скрипеть гомункул, — в знак моих намерений ты получишь сейчас. Но все твои слуги никогда не смогут изготовить аналога, так что, можешь даже не стараться нас обмануть.
— И последнее, — Рабенна подошла с инъектором, наполненным черной жидкостью, и проведя языком по надрезам на лице фон Классэн, пробуя на вкус её кровь, всадила короткую толстую иглу в шею аристократки, — Временно ослепит тебя. Иначе ты бы отсюда не вышла.
В помещение вошли несколько мон’кеев в униформе арбитров, которые должны были сопровождать инквизитора на верхние уровни, выведя её из лаборатории по коммуникациям в совершенно иное место.
|
887
0
